Да, было такое, когда Скракан и Незеб закрыли-таки Врата Джунов.
– Теперь же откроем мы двери, и выйдет Отец Наш на свободу! – и далее Абум понес какую-то околесицу насчет того, что Тэп, едва выбравшись из заключения, немедленно займется восстановлением государства народа Зэм на Святой Земле, что все чужаки будут отсюда изгнаны.
Хотя не такую уж околесицу…
Если прикинуть, то Лига и Империя сейчас ослаблены войнами и не смогут вмешаться. Сил у тех и у других хватит на отправку нескольких кораблей с десантом, да на защиту собственных форпостов, и все.
– Он говорит о той пирамиде? – спросил Расин. – Там находится Тэп?
– По крайней мере, они так думают, – сказал Головешка. – Но кто знает, так ли это? Понятно теперь, о чем говорила Ульфа и о чем меня пытался предупредить Гораций…
Все они, и пылкий храмовник, и провидцы-гибберлинги, и парочка орков, и даже он сам, премудрый эльф, действительно оказались лишь пешками в чужой масштабной игре. В той игре, ведет которую в самом деле Смерть, та ее ипостась, что воплощена в существе по имени Тэп.
При мысли о том, что оно и вправду может находиться в пирамиде, Головешке становилось дурно.
– Хорошо, – сказал он, пытаясь собраться с мыслями, коих оказалось слишком много. – Скажи, именно для освобождения этого вашего отца сюда прибыли и мы, и они? – кивок в сторону хадаганца.
– Конечно, – Абум кивнул и захихикал. – Без вас нельзя.
Отлично, значит нет никаких двух противоборствующих сторон, всем водит одна и та же рука… Но зачем нужно сталкивать две группы наемников между собой, для чего потребовались маги со стороны, если сами Зэмтэпопоклонники в чародействе слопали не одного златолесского волка?
– Это вы открыли портал для демона? – спросил Расин.
– Мы, кто же еще? – в голосе Абума прозвучала гордость. – Как, он вам понравился? Выбрали самого могучего…
В этот момент Головешке до дрожи в руках захотелось ударить восставшего.
За Велигора, за Ульфу со Свеном, за остальных…
Расин увидел, как темнеет от прилившей крови лицо эльфа, и на миг ему стало страшно – не сдержится Головешка, убьет и этого Зэм, и кто тогда ответит на оставшиеся вопросы? А их столько, что хватит исписать не один лист – заодно ли с ними Эрэм, зачем они вызвали из астрала демонов, но при этом не попытались убить тех, кто шел по их следу?
И это лишь то, что пришло на ум сразу.
– Вот сволочи… вы… – сказал Головешка, разжимая стиснутые кулаки, и начал понемногу бледнеть.
Слава Незебу, пронесло.
– Почему? – искренне удивился Абум. – Мы хотим лишь счастья и процветания. Собственному народу.
«Значимая оговорка», – подумал Расин, и тут понял, что рядом кто-то есть.
Оглянулся, и увидел, что из кустов неспешно выбирается никто иной, как Эрэм. Непонятно как, но он сумел подобраться незаметно… пусть они оба увлеклись допросом и по сторонам почти не смотрели, это не оправдание.
– А, вы все же их поймали? – спросил он, с хрустом потирая металлические ладони. – И таинственные враги оказались моими сородичами? Ай-ай-ай, какой стыд!
– Воистину так, – согласился Абум и затянул нечто унылое, религиозное: – Восславим же Отца Нашего, повелителя смерти и той грязи на светлом лике ее, что жизнью именуется! Вознесем же хвалу ему, что наших врагов он лишает разума, путает замыслы их и смущает их души!
– А ты зачем явился? – спросил Головешка.
– Так, есть одно дело, – сказал Эрэм.
Расин почувствовал недоброе в тот момент, когда восставший сделал еще один шаг. Отскочил вбок, дернул из ножен метательный нож, но ноги подогнулись, а руки отказались повиноваться.
Неловко завалился на живот, перекатился.
Увидел, что лицо Головешки искажено, что вокруг него пляшут языки зеленого и фиолетового пламени.
– Предатель! – воскликнул эльф.
– Ни в коем случае, – почти ласково проговорил Эрэм, и сделал что-то, что именно, Расин не понял.
Но Головешку отшвырнуло на добрый десяток метров, он врезался спиной в ствол дерева. Захрустело, и шипевший от боли эльф рухнул на четвереньки, огонь, защищавший его, погас.
Расин напряг мышцы до предела, и сумел-таки извлечь клинок из ножен.
Он даже замахнулся, но движение получилось вялым, словно член пораженного бессилием мужика. Выскользнувший из руки нож не долетел до Эрэма, а упал в траву, причем восставший даже не глянул в сторону хадаганца.
– Я никого не предавал, уж поверь мне, – проговорил он, неспешно поднимая руки. – Я всегда был заодно с моими истинными братьями по духу… ну а вы… лишь попутчики.
Новый взмах, и на Головешку словно обрушилась невидимая тяжесть, вмяла его в землю. Эльф задергался, забормотал что-то сквозь перехваченное судорогой горло, но осекся на полуслове.
– Ты в моей власти, надменный ублюдок, – продолжил Эрэм, явно наслаждавшийся происходящим. – Ох, как давно я мечтал об этом, с того самого момента, как впервые увидел твою чванливую морду, презрительные взгляды, услышал высокомерный, цедящий слова голос. Ты, несомненно, умрешь, но не прямо сейчас, а позже, когда в этом возникнет нужда.
Расин потянулся за вторым ножом, тем самым, что с ядом, ухватился за ребристую рукоять: клинок весил точно упитанная свинья, да еще и почему-то выскальзывал из пальцев.
– Давай… давай… – прошипел хадаганец.
Единственный шанс – метнуть его в Эрэма, что стоит спиной.
– А сейчас я хочу сделать так, чтобы ты не смог помешать, – сказал восставший.
– А ну-ка немедленно врежь ему! – подал голос Абум, начавший приходить в себя.
Заклинание подбросило Головешку в воздух и заставило перевернуться лицом вверх. Эльф раскинул руки, точно пытаясь уцепиться за воздух, и тяжело рухнул на спину, безмолвный, с закрытыми глазами и безвольно распахнутым ртом.
Но он дышал, это Расин слышал.
Нож поддался, и хадаганец сумел отвести руку для броска, но в этот самый момент Эрэм обернулся.
– Как интересно, – сказал он, и взял брошенный клинок прямо из воздуха, будто снял его с полки. – Ты, ничтожная тварь, осмеливаешься противиться мне? Это ты зря!
От первого заклинания Расин смог увернуться, перекатившись в сторону, и на земле там, где лежал, появилась вмятина. Но потом силы у него кончились, и он ощутил, как нечто входит в солнечное сплетение, крушит ребра, и перед глазами закрутилось цветастое огненное колесо.
Пришла боль, такая, какой не ощущал ни разу в жизни, и с ней – темнота.
Вынырнул на свет вроде бы сразу же, и понял, что сидит, упираясь подбородком в подтянутые к груди колени.