– Остановитесь, братья, – прошептал Сейид. Он один сохранял спокойствие. Быть может, потому что множество раз отбирал у самых ядовитых змей их яд. И ни разу не пострадал от их страшных укусов. – Остановитесь, не шевелитесь. Смотрите – твари находятся вне какого-то странного, только им видимого круга, они словно не решаются двинуться дальше.
– Они просто не любят жара, – пробормотал Тор.
– О нет, друг мой… Здесь что-то иное. Жаль, что великий Наг-повелитель не дал нам никакого охраняющего амулета от своих многочисленных подданных.
– Значит, в этом не было необходимости. Быть может, само его имя охранит нас…
Долгие минуты ничего не происходило. И тогда Рахман решился. Чтобы сосредоточиться времени не было, и он погрузился в истинный мир так, словно упал в ледяную воду.
Все вокруг запестрело красками и звуками, шорохами и вспышками.
«О Наг-повелитель, – воззвал юноша к далекому магу. – Охрани нас от твоих неразумных подданных! Или дай нам какой-нибудь знак!»
Не прошло и мига, как в его ушах возник ровный голос мага и учителя магов.
«Не страшись, юный царевич! Мои подданные пришли лишь, чтобы посмотреть на вас – завтрашний ваш путь пройдет по местам коварным… А мои дети будут охранять вас… Смотри, они уже уходят!»
Наг еще говорил, а его «дети» уже стали исчезать. Смолкли шуршание и шорох… Лишь тишина, нарушаемая вздохами верблюдов, когда подданные Нага-повелителя проползали особенно близко.
– Аллах милосердный, куда это они?
– Они пришли посмотреть на нас. Дабы завтра охранять там, где не справится человек. Так мне сказал сам Наг-повелитель.
Последние слова быстрее любого факела изгнали оставшихся подданных великого мага. И теперь стал слышен лишь шелест утихающего дождя за каменными стенами заброшенных конюшен да тяжелое дыхание путешественников, не пришедших еще в себя после такой встряски.
Утро нового дня встретило путешественников прохладой и удивительной тишиной. Словно не было ни страшной бури вчера, ни изматывающего зноя. Караван готов был отправиться в дорогу.
Но проводник отчего-то медлил, в который уже раз выходя на вымокшую тропу и возвращаясь обратно. Наконец он принял решение.
– О странники, – проводник решил, что Сверре отвечает за успех путешествия, и потому обращался именно к нему. – Откровение, которое вы мне явили вчера, убедило меня в удивительной серьезности ваших намерений. Ибо многие ищут великого Чжан Каня. Но не всем удается его найти. Я не знаю дороги к нему… И готов был вести вас до самых полуночных гор…
– Презренный лжец! – взревел Тор-воин, хватаясь за короткий меч, с которым не расставался даже во сне. Но Сверре положил руку ему на плечо, заставив умолкнуть.
– О нет, путник-воин… Не лжец. Ведь я и не говорил, что знаю к нему дорогу. Я говорил лишь, что знаю, где великий знахарь живет. И тут я не лгал. Но вчера, увидев, как вам подчиняются самые коварные твари моей земли, я понял, что должен отвести вас к той, которая и в самом деле знает дорогу к Чжан Каню, великому врачевателю… И да помогут мне все боги, помощью которых вы только можете заручиться!
– Да пребудет с нами Аллах всесильный, да сделает он наш путь легким и скорым… – только и смог пробормотать Рахман, уже не зная, радуют его или огорчают ежедневные откровения судьбы.
И снова потянулись долгие часы дороги. Увы, в незнакомой стране, по узкой каменистой тропе верблюды шли неуверенно. Предводитель каравана, хоть и знал, что его риск оплачивается звонким золотом из казны магараджи, все чаще встревоженно поглядывал на своих «кораблей пустыни». И вот, во время очередного привала, он вынужден был обратиться к Сверре, которого не без основания считал ответственным за успех похода, с неприятным разговором.
– О достойный Сверре, позволь задать тебе вопрос.
– Говори, почтеннейший.
– Дозволено ли мне будет узнать, сколько еще продлится наше странствие?
– Увы, уважаемый, этого я сказать не могу. Знаю лишь, что цель наша столь велика, сколь и труднодостижима. А потому неизвестно, завершатся наши поиски завтра или продлятся еще год. Но почему ты спросил об этом?
– Моя судьба – служить проводником на караванных путях. Сейчас я, во славу магараджи Райпура, сошел с привычной тропы и иду вместе с надежнейшими животными мира по местам неизвестным и пугающим. Верблюды, достойнейший, вовсе не привычны к такому жаркому и влажному лету. Они начинают болеть. И пусть это видно лишь посвященным, но скоро наступит день, когда надежнейшие из животных откажутся встать и сделать хоть шаг.
– Болеть, говоришь?.. – переспросил Сверре-лазутчик.
– О да, они уже сейчас недомогают. Что тут виной, жара или скверная вода из старых колодцев, мне неведомо, но, увы, я вижу явные признаки хвори.
– Это нерадостно. Но хорошо уже то, что ты сказал мне об этом. К вечеру мы примем решение. И ты в тот же миг узнаешь о нем.
– Благодарю тебя, уважаемый.
И, сдержанно поклонившись, предводитель каравана удалился.
Сверре же без промедления отправился к проводнику и осведомился у него, не знает ли он где-нибудь поблизости знахаря или лекаря, что врачует животных.
– О да, – ответил Хла Шве, – такой лекарь мне известен. Более того, его пристанище лежит у нас на пути. И, что еще сильнее меня удивляет, я веду вас именно этому удивительному лекарю. Вернее, к знахарке. Ибо эта женщина умна, как сотни мудрецов, красива, как сотни наложниц и загадочна, как самые великие загадки.
– Да будет так. Прошу тебя, как только ты увидишь жилище этой знахарки, тут же дай нам знать.
Достойный Хла Шве лишь кивнул.
Сам же лазутчик поспешил рассказать об опасениях предводителя каравана и о намерениях проводника своим друзьям.
– Женщина? – в голосе Рахмана прозвучало недовольство. – Да разве может какая-то женщина быть лекарем? Разве можно ей доверить жизнь, пусть даже и верхового животного? Женщины способны варить лишь яды…
Сейид посмотрел на давнего друга озабоченно.
– Не стоит говорить так, о мой добрый Рахман. Твое недоверие к прекрасной половине человечества известно. Но, прошу тебя, предоставь более осведомленным людям разобраться самим. Должно быть, не все женщины столь коварны и злы, как тебе кажется. Быть может, эта удивительная знахарка, о которой с таким почтением говорит проводник, удивительное исключение из придуманного тобой правила?
– Я умолкаю, друг мой, сохранив при себе свою уверенность. И молю Аллаха всесильного о том, чтобы мои опасения не оправдались.
Сейид усмехнулся, пряча улыбку в густой бороде. Сам же он, словно губка, впитывал знания и впечатления. Да, эту прекрасную землю тоже создал всесильный Аллах, но как же не похожи были темно-зеленые влажные заросли, полные опасностей, на открытые ветрам, сухие дороги его далекой родины! Не походило все окружающее и на прекрасное княжество Райпур, владение щедрого магараджи. «О Аллах милосердный, как же ты силен! Сколь много даришь неразумным детям своим, сколь балуешь тех, кто хочет увидеть весь подлунный мир!» – с благоговением и благодарностью вглядывался он в сплошную зеленую стену, что вздымалась не на один десяток локтей по левую руку от растянувшегося каравана.