Book.

Путешественники, не говоря ни слова, разошлись и повели своих флегматичных «кораблей пустыни» как самых ленивых и упрямых ослов. Вот удалось отдалиться от реки на сотню шагов, вот на две, вот уже на пять. К удивлению путников, теперь под ногами была не утоптанная тропинка, а дорога, уложенная каменными плитами. Первые капли дождя подтвердили опасения проводника. Когда же капли слились в сплошные водяные ленты, впереди уже виднелись серые каменные стены.

Перед путниками предстало почти полностью сохранившееся здание. Некогда, по-видимому, это были царские конюшни. Сейчас, конечно, только железные крюки в стене могли рассказать о том, для чего предназначалось это строение. Но крыша была цела, стены толсты и, о чудо, посреди обширного сухого пространства чьи-то заботливые руки сложили кучу хвороста.

– О Аллах милосердный и всемилостивый! Да будет счастлив каждый день того, кто позаботился об усталых странниках, – проговорил Сейид, с удовольствием протягивая к огню ладони.

Погода изменилась столь сильно, что удивился даже проводник, достойный Хла Шве.

– Никогда еще на моей памяти в наших краях не было такой бури. Да и зной мгновенно уступил место холодному полуночному ветру. Должно быть, вновь боги гневаются на последнего из царей нашей несчастной маленькой страны.

– Но почему, уважаемый, они так гневливы?

– Это долгая история, странник.

– Но сейчас мы не торопимся. Так удовлетвори же наше любопытство, почтенный Хла Шве.

– Да будет так, – согласился проводник и заговорил, взяв в руки пиалу, полную горячего душистого чая. – Знайте же, путники, что некогда на этом месте стоял летний дворец царя Бодопая. Пришел он к власти, как многие властители и до него, и, увы, после, по крови. Свергнув малолетнего принца Маун Мауна, Бодопая заточил его в тюрьму вместе со всеми царедворцами, а, поразмыслив, позже казнил. За казнью короля-марионетки последовали казни всех, кто привел его к престолу и усадил на трон, дабы самим править страной. Потом казнили и тех, кто мог претендовать на трон. Потом их жен и членов семей. Новый царь хотел уберечься от интриг и смуты. Бодопая царствовал долго, почти тридцать лет, но первые дни царствования определили всю его дальнейшую жизнь. Царь поклялся не доверять ни одному из смертных, и этому правилу неукоснительно следовал. Никто – ни жена, ни сын, ни брат – не был посвящен в его планы. За все эти тридцать лет король не спал две ночи подряд в одной и той же опочивальне. И никто не знал, в какой из многочисленных комнат дворца он встретит рассвет.

Проводник отхлебнул уже порядком остывший чай и продолжил:

– Через год после восшествия на престол Бодопая решил перенести на новое место столицу страны. И это стало несчастием для всех. Жителям старой столицы пришлось самим переносить на новое место свои дома, всех же остальных обложили новыми податями: ведь в новой столице Амарапуре должен был быть построен новый дворец, новые пагоды, новые монастыри – и все это должно было быть лучше, богаче, ярче, чем в столице старой. Король хотел прославиться на века, хотел стать равным самому Просвещенному. Народ был обескровлен многочисленными податями, но в этот миг царь решил, что пришла пора выстроить пагоду, какой еще не знал мир. Высотой она должна была превысить триста пятьдесят локтей. Строила эту огромную пагоду вся страна – тысячи подвод и повозок с камнями съезжались из городов и деревушек, даже горный камень из самого сердца кряжа Гималаев везли к месту строительства. Каменщики, согнанные со всех концов царства, день и ночь, слой за слоем клали камни. Тринадцать долгих лет продолжалась эта немыслимая, каторжная работа. Первые семь лет царь частенько приезжал на строительство. Посреди Иравади, на острове, был возведен специальный летний дворец, в котором Бодопая жил, наслаждаясь шумом великой стройки и с умилением наблюдая, как растет его великое детище.

За тринадцать лет была построена треть. На пяти террасах сооружение выросло на сто пятьдесят локтей, рядом же поднялись каменные львы высотой в пятьдесят локтей. Но среди тех, кто строил, начал расходиться слух о давнем предсказании. Где оно родилось, царю так и осталось неизвестно. Может быть, среди рабочих на стройке, может быть, в отдаленной деревушке, а быть может, и в самом дворце. Это предсказание было из тех, что не умирают даже после того, как сбылись. Неудивительно, что о нем вскоре узнал каждый, кто жил в стране.

«Когда пагода будет построена, погибнет великая страна» – гласило оно. Испугался ли царь пророчества, или понял, что люди изнурены бессмысленной работой, – неясно и по сей день. Быть может, царь увидел во сне Будду Просветленного, который не радовался такому подарку. Но поутру глашатаи объявили царскую волю – пагода построена не будет. Ушли каменщики, оставив груды камней, покинули стройку художники и скульпторы, прожившие возле нее несколько лет, закрылись лавки и склады возникшего было по соседству городка, умер и сам городок. А позже, во время землетрясения, упали и изваянные чудовищные львы-чинте, разбросав по земле огромные когти. Лишь отлитый специально для пагоды колокол высотой в десять локтей остался стоять на каменном постаменте, неподвластный ветрам, времени и землетрясениям. Те, кто хочет, чтобы его желания сбылись, бьет деревянной колотушкой по колоколу. И тогда над руинами стоит низкий прозрачный гул.

– Поучительная история, – проговорил Сейид, когда проводник умолк, надолго припав к пиале. – Тщеславие и надменность равно не красят ни властелина страны, ни последнего из его жителей.

– И способны разрушить все, что было в человеке хорошего. Но скажи мне, о проводник, где же мы находимся сейчас? Ты же говорил, что это старый царский дворец.

– Да, путник, ты внимателен. Это тот самый дворец, который соорудили на острове посреди реки. Но гневная Иравади тоже не выдержала надменности царя Бодопая. Она изменила свое русло. И теперь лишь слабая возвышенность указывает на то, что некогда было островом.

За разговором странники не услышали шуршания, что с каждой минутой звучало в заброшенных конюшнях все громче. Вскоре оно стало почти оглушительным. И тогда на этот непрекращающийся шелест и хруст обратил внимание Сверре-лазутчик. Он отвернулся от костра и замер, едва слышно пробормотав проклятие. Тогда и Тор-воин метнул взгляд туда же, куда, не отрываясь, смотрел его друг. И замер, боясь сделать еще хоть одно движение.

Замерли и остальные путники, изумленные более не неподвижностью друзей, а громким фырканьем и всхрапываньем верблюдов. Предводитель каравана обернулся и вскрикнул.

Тысячи и тысячи змей скользили по каменному полу старых конюшен. Замирали в нескольких шагах от пылающего костра, сворачивались в клубки, свивались и вновь распрямлялись, являя собой зрелище отвратительное и притягательное одновременно.

– Аллах милосердный, – почти простонал Рахман. – Что же нам делать теперь? Это ловушка, которую подстроили те, кто не хочет нашего возвращения…

Тор-воин, обернувшись, начал искать в седельной сумке свой топорик.