Хозяин дома покачал головой:
– Твои люди ведут себя не так, как подобает моджахедам. Они ведут себя так, как ведут себя бандиты.
Амир хотел ответить резко, но сдержался. Его предупреждали, что надо быть вежливыми с теми, кто дает им гостеприимство. В свое время в Сирии среди них было достаточное количество всяких отморозков, и они своими действиями восстановили против себя даже тех, кто с самого начала поддерживал джихад на пути Аллаха.
– Сказано, что джихад лучший из ибадатов, и тот, кто вышел на пути Аллаха, все равно что стоит целый день в суджуде [71] . Уверен, что когда благие деяния любого из моих людей положат на весы – они без труда перевесят все те грехи, что они вольно или невольно совершили. Джихад искупает все.
Хозяин дома молча смотрел на амира, который был намного моложе его, и думал, что, когда они изучали Коран и становились на джихад, они не искали оправданий своим грехам в джихаде. А эти – ищут. Интересно – как посмотрит Аллах Всевышний на их джихад, на усилие, совершаемое ради него. Примет ли?
– Скажи своим людям, чтобы не курили в доме, – сухо сказал хозяин. – Если ты вышел на пути Аллаха, зачем твои люди курят? Избегай всяческого харама.
Повернулся и пошел в дом.
В доме были слышны крики. В кухне на столе оперировали пострадавшего – он получил очень неприятное ранение пулей крупного калибра, выпущенной из гладкоствольного ружья с близкого расстояния. Моджахеды старались не смотреть друг на друга, нервно курили. Сказано, что шахид испытывает боль не больше, чем от укуса комара, но крики явственно опровергали это.
Амир подошел к одному из моджахедов и вырвал у него изо рта сигарету:
– Больше чтоб в доме не курили.
…
– Ты, ты и ты. Идите на посты. Где бабы?
– Наверху, эфенди…
– Нечего здесь ошиваться. Что встали как бараны? Займитесь чтением Корана…
Преследуемый криками, он поднялся наверх. Когда он преодолел последнюю ступеньку лестницы, крики вдруг стихли.
Он не хотел знать почему.
У двери комнаты, за которой были бабы, стояли двое. Он подошел, протянул руку:
– Ключи.
В ладонь легли ключи.
– И вторые.
Стемнело…
В сотне метров от того дома, где засели чеченские боевики, едва заметно шевельнулась трава. Нужно было иметь очень специфическую аппаратуру – например, камеры день – ночь, с автоматическим анализом изображения, чтобы понять, что там кто-то есть. Или очень мощные термооптические приборы. Даже очень опытный человек без аппаратуры – вряд ли бы смог что-то обнаружить.
Два человека медленно приближались к зданию. Сейчас они залегли вплотную к невысокому заборчику.
– Правый, позицию занял.
– Левый на подходе, – едва слышно прошипело в эфире.
– Скорпион, три пять.
– Три шесть. На позиции.
– Что видишь?
– Три духа. Тридцать метров, на час от тебя. «АК-74», один держит в руках, у двоих за спиной. Двое курят.
– Окна.
– В окнах пусто.
– Правый, три пять.
– Три шесть.
– Позицию занял. С тыла чисто.
– Понял…
– Вижу сарай. Работает генератор. Хочу вырубить.
– Делай. Скорпион три пять.
– Три шесть.
– Левый гасит свет. Погаснет – делай. Хоп?
– Хоп.
– Мы подстрахуем.
Группа спецназа ГРУ, которая вышла на цель, была одна из самых опытных, самый младший из них работал седьмой год. Чеченские горы, сирийские и иракские города, ад ливийской бойни – они прошли все. Жестокий опыт войны внес коррективы во все – тактику действий, численный состав группы, вооружение. Вместо обычной команды в шестнадцать человек их было всего пятеро, обычный состав «роя», диверсионной группы «УНА-УНСО». Один снайпер и две боевые пары – правая и левая. В позывных они так и были – правая и левая. Поскольку они почти всегда работали за границей, они маскировались под силы НАТО и использовали соответствующее снаряжение и тактику.
На ночной пост выставили самых молодых – обычное дело для бандформирования. Правда, молодые также были достаточно опытными – прошедшими медресе в Пакистане, а потом бои в Сирии, Ираке и Египте. И их тут был целый джамаат – четырнадцать человек. Впрочем, против спецназа ГРУ это было ничто.
На внешнем периметре небольшого дома, стоящего на отшибе от села, должны были стоять трое, но сейчас они все собрались в одном месте, справа от входа в дом. Дом этот принадлежал чеченскому фермеру – бывшему боевику, который покинул Россию и переселился на Украину, чтобы не нести ответственность за содеянное во второй половине девяностых. Много лет он жил мирно, потихоньку выращивал коноплю на продажу, но как только к нему обратились авторитетные люди его клана, в свое время покинувшие Чечню через Грузию и выселившиеся в Сирию, он согласился принять в своем доме ваххабитское бандформирование. Потому что он был чеченцем, и они были чеченцами и мусульманами. Иначе быть чеченцем никак не получалось.
– Цигарка оза?
Один из боевиков достал пачку. Щелкнула зажигалка, погасив у всех ночное зрение…
– Мальборо? Шу ши во ма ц’а [72] .
– МашаАллагъ…
Погасла лампочка, окончательно ослепив их.
– Х’ун хилла? [73]
– Согар… [74]
В трех сотнях метров от них, снайпер несколько раз нажал на спуск – и боевики упали как подрубленные, не издав ни звука. Самый громкий звук, который был при этом, – звук пули, ударившейся о кирпич.
– Правый, иди!
Двое спецназовцев перемахнули через забор.
– Скорпион, минус три.
– Подтверждаю, минус три.
– Левый, жду.
– Правый, иду на исходную.
Ошибкой экстремистов и их хозяина было то, что они не спустили на ночь собаку. Если бы спустили – было бы намного хуже. Как и большинство кавказцев, имеющих относительный достаток, фермер завел огромную кавказскую овчарку, очень агрессивную. Настолько агрессивную, что он сам ее боялся и кормил с лопаты. На ночь собаку спускали, и она бегала по огороженному участку. Но сейчас в доме были чужие, собака нервничала, и на ночь ее не спустили, оставили на коротком поводке у конуры. Кавказской овчарке не объяснишь, что незнакомцы с оружием – свои, а ночью она могла их просто порвать.