– Иди влево! – прогремело сзади. – Влево вдоль ограждения сто метров, мы прикроем…
– Прикроете, как же… – пробормотал Янычар. – Где вы раньше были?.. Такие хорошие…
Кровь из ран текла не переставая. Левая рука онемела, и Янычар выронил гранату. Хорошо, что кольцо вырвать не успел.
Справа от него были деревья, покрытые светящимися стеклянными бусинками, слева – ряд прожекторов. Всего сто метров. Это полторы сотни шагов. Ерунда…
Янычар упал, нож в правой руке воткнулся в землю, и выдернуть его сил не хватило.
– Вставай! – проревело слева, из-за прожекторов.
– Вставай, – тихо сказала Наташа и погладила Янычара по щеке. – Нужно идти…
– Ты… Ты здесь откуда?
– А я всегда была с тобой. После того, как умерла… Я всегда была рядом… Вставай…
– Помоги, – прошептал Янычар. – Что-то у меня не получается. Помоги.
– Извини, – сказала Наташа, – я не могу, я же призрак… Я могу только быть рядом. И просить тебя… Встань, пожалуйста, встань!
– Встань! – крикнул Егорыч, оказавшись вдруг рядом. – Ты меня кинул, парней… Так что-то сделай… Хоть что-то… Тебя ведь ждут… Помощи от тебя ждут, Янычар!
Янычар встал.
Стоять было трудно, земля все еще вращалась, спасибо Галилею… Янычар засмеялся. Чертов Галилей…
Сколько он прошел?
Не помнит. Не знает.
Прогремел выстрел – мутант сунулся из-за деревьев к Янычару и схлопотал пулю в голову. Хорошо стреляют ребята, одобрил Янычар. Я скоро приду… Осталось совсем немного.
– Совсем чуть-чуть, – прошептал Янычар.
Кто-то подбежал к нему, подхватил под руки.
– Ребята, там… – прошептал Янычар. – Там, в поселке… Застава… Там дети… Пошлите БМП, седьмой дом справа от ворот, такой… двухэтажный… ворота кованые…
– Нормально, браток, нормально…
– Какой, на хрен, нормально… Я же говорю – броню пошлите за детьми… пошлите… Или дайте мне БМП… Я сам… – Янычар почувствовал, что теряет сознание, попытался все-таки объяснить, что нужно ехать, быстрее ехать, иначе Кравец… этот прапор… я знаю, где антивирус… спасите детей, и я скажу, где антивирус… Я…
Янычар потерял сознание. Было так обидно – он ничего толком не объяснил… Не объяснил…
Тишина.
Как здорово вот так просто лежать… висеть в густом тумане, не чувствуя ни своего тела, ни боли, ни усталости… Он так и не смог выбраться из этой каши. Завяз. Кто бы мог подумать, что Янычар – циничный и прагматичный Янычар – так поведется на детей. Спасти детдомовцев… Себя спасти?
Если бы кто-то тогда, давно, в его детстве, попытался сделать его человеком, не убийцей, не защитником Родины и ее хозяев, а человеком, может, все сложилось по-другому…
Теперь об этом можно забыть.
Можно висеть неподвижно в густом и упругом тумане, ни о чем не думая, ни о чем не жалея… И никого не жалея. Ведь по сути, он был прав. Всю свою порченую жизнь – прав. Пока ты никого не жалеешь, пока четко понимаешь, что по эту сторону линии фронта ты, а по ту – весь остальной мир, то ты будешь жить. Никому не доверять, ни к кому не поворачиваться спиной. Нет друзей, есть только инструменты для выживания. Использовал очередного – выбросил и пошел дальше.
Один раз. Всего один раз он попытался быть другим – и ничего у него не получилось. Ничего…
– Живой? – прозвучало над самым ухом.
– Что? – спросил Янычар.
– Я вот удивляюсь, что ты живой, – сказал Петруха. – Полспины ему отъели, руку обглодали, а он живой. И ведь добежал до бункера, не подох по дороге. Тут все удивляются.
– Ты здесь откуда? – спросил Янычар, не открывая глаз.
– А приехали за нами. Две БМП прикатили, красиво так, мы потом по шоссе прорывались – то еще удовольствие. Я два ствола к пулемету спалил, отстреливаясь. Но детей привезли. Старика твоего, китаезу…
– Он филиппинец, – прозвучало с другой стороны, но тоже рядом.
– Хорошо-хорошо, филиппинец. Его тоже привезли. А чекист твой… Там остался. Отказался ехать, сказал, что не может… с детьми. И в бункер – не может. Если захочет – выживет. Там у него и жратва, и оружие. В доме закроется – выживет. А если не захочет жить – так от себя не спрячешься. Так ведь? – Петруха шмыгнул носом.
– А что Кравец? И эта его банда? Разминулись? – Янычар открыл глаза – над головой был плохо побеленный потолок, покрытый сетью трещин и кровавыми мазками раздавленных комаров.
По молодости, когда еще срочную служил и попал в госпиталь, Янычар и сам так давил комаров – бросая подушку в потолок.
Что-то армейское. И запах тоже. Лизолом пахнет. Такой едкой жидкостью для дезинфекции. Времена меняются, а запахи в армии остаются одни и те же.
– Так что Кравец?
– Нет его. Испарился, – сказал Петруха. – Не хрен было ему с тобой по рации болтать, об этом острове рассуждать да о том, что нужно антивирус уничтожить… Тутошние разговор засекли, связались с бригадой прикрытия. А те взяли и влупили четырьмя ядерными снарядами. Ты вспышки видел? Или уже без сознания был? В общем, больше нет поселка Удача. И Кравца нет…
– Ядерными зарядами?
– Ага, из «Тюльпанов». А чего стесняться? Америки и всяких там ООНов нет, жаловаться некому. А таких, как этот Кравец, в живых оставлять нет смысла. Вокруг и так смерти полно, а тут еще и он…
– Хорошо, – прошептал Янычар. – Так это… получается, что можно было и не бежать через лес…
– Можно было. Но кто ж знал? А так ты все равно успел, успел ведь – это главное. И это… ты прости меня, я тогда в доме подумал…
– Я тоже подумал. Я ведь… – Янычар вдохнул глубоко, прислушался к своим ощущениям. Тело болело, но ничего особо страшного. Нужно будет попросить, чтобы его вынесли под дождь. Дождь вылечит. Обязательно вылечит. – Я ведь сам уйти хотел, только направлением ошибся. Заблудился, а потом меня уроды гнали. Я тебя кинуть хотел, ты понимаешь?
– Шутки у тебя дурацкие, – сказал Петруха. – Был бы ты здоровым – схлопотал бы уже по роже. А так… Нам разрешили разместиться в старом военном городке возле бункера. У них тут система обороны автоматическая, фонари, пулеметы, так мы в охраняемом периметре. Тутошний старший, полковник вроде, хотел с тобой поговорить. Обсудить условия сотрудничества.
– Хорошо… – прошептал Янычар. – Обсудим. Четыре ядерных заряда…
– По две килотонны. Я не знаю – это много?
– Не так чтобы очень. Но поселку должно было хватить…
Янычар осекся.
Поселку. Должно хватить. Двести вооруженных людей. И несколько сотен тех, кого они согнали. Женщин и детей, наверное.
Поселку должно было хватить.
Зато дети, которых он решил спасти, живы. Четырнадцать детей.