Сет замер. У него на глазах телефон превратился в стайку бабочек, весело вспорхнувших с ладони.
— Между моим двором и их дворами нет общения. Я бы предпочла, чтобы ты вел себя надлежащим образом.
Она взглянула на его ладонь, в которой вновь появился мобильник. От неожиданности Сет едва не выронил его.
— Решения здесь принимаю я и только я. Соправителей у меня нет. У меня не было предшественников и не будет преемников. Счастье твоей, некогда смертной королевы для меня ничего не значит и не будет значить. Ни сейчас, ни когда-либо.
— Но Эш…
— Здесь ты подчиняешься моей воле. Ты искал встречи со мной и добился ее. Ты находишься в мире, о каком бесчисленные смертные могут лишь мечтать. За мгновение пребывания в нем они бы охотно отдали свои жизни. В Стране фэйри ничего не дается просто так. Все имеет свою цену.
Заботы Сета ничуть не растрогали Соршу. Ее лицо походило на серебристую негнущуюся маску. Сорша протянула руку с раскрытой ладонью.
Сет отдал ей телефон.
— Скажи, Сет Морган, с какой стати я должна внимать твоей просьбе? Что выделяет тебя среди остальных смертных?
Сет поднял глаза на Высокую королеву. Она была совершенством, а он… он чувствовал себя заурядным смертным парнем.
«Что выделяет меня среди остальных?»
Большую часть своей недолгой жизни он пытался найти ответ на этот вопрос. А чем вообще выделяется каждый человек?
— Я не знаю, — честно ответил Сет.
— Почему ты хочешь превратиться в фэйри?
— Чтобы всегда быть рядом с Айслинн. — Сет пытался подобрать верные слова. — Она моя возлюбленная. Моя единственная. Никто и никогда не значил в моей жизни и половины того, что значит Айслинн. И чем дальше, тем она значит все больше.
— Стало быть, ты просишь о вечности, потому что любишь какую-то девчонку?
— Не какую-то девчонку, — дерзнул возразить Сет. — Я хочу стать фэйри, потому что люблю королеву фэйри. И еще потому, что она заслуживает того, кто любит ее не за особое королевское положение, а за то, какая она есть. Я ей нужен. Есть люди… хорошие люди, с которыми я связан, поскольку я смертный. Я никогда так сильно не сознавал конечность своего существования, как в последнее время.
Сет говорил вслух то, о чем не решался даже думать. Однако в присутствии Сорши нужные слова сами приходили ему на ум.
— Я из того мира, где смертные сосуществуют с фэйри. Там есть люди, небезразличные мне. Есть девушка, которую я люблю. Во всех трех дворах фэйри у меня есть друзья. Я принадлежу тому миру. Я прошу тебя сделать меня фэйри, чтобы я мог оставаться с ними. Чтобы я обрел силу и не подводил их своей человеческой слабостью.
Сорша улыбнулась.
— А ты забавный смертный. Ты бы мог мне понравиться.
Сет знал, что говорить «спасибо» или «благодарю» ни в коем случае нельзя. Поэтому он ограничился словами:
— Ты добра ко мне.
— Нет, я совсем не добра.
Ему казалось, что она вот-вот засмеется.
— Но ты меня заинтриговал… Если тебе суждено измениться, один месяц в году ты будешь проводить здесь.
— Значит, ты говоришь «да»?
Сет глядел на нее, разинув рот и ощущая слабость в коленях.
Сорша пожала плечами.
— Ты мне нравишься… ты мог бы принести благо Стране фэйри. Но такой дар имеет свою цену. Ты связываешь себя со мною на всю вечность.
— Я так или иначе уже связан с двумя другими правителями фэйри, а третью я люблю.
Сет пытался оттолкнуть наползающий страх. Он жаждал превращения и в то же время страшился перемен. Ведь разговор сейчас шел не о чем ином, как о вечности. Он закрыл глаза и постарался сосредоточиться на дыхании. Это немного успокоило разум и сдержало подступающую панику.
— Так что мне нужно сделать? — наконец спросил Сет. — Как это происходит?
— Очень просто. Один поцелуй — и ты изменишься.
— Поцелуй? — удивленно переспросил Сет, глядя на нее.
Две королевы фэйри могли бы потребовать от него поцелуя, не вызвав внутреннего протеста. Целовать Айслинн он был готов без устали. Что касается Доний… он не думал о ней в таком плане, но Дония была симпатична ему.
«Кинан бы разозлился, если бы я поцеловал Донию», — подумал Сет и улыбнулся.
Однако Высокая королева не вызывала в нем никаких сексуальных или романтических чувств. Суровая и непреклонная, она напоминала античную статую. Айслинн и до превращения в королеву Лета была страстной. А у Доний, хоть она и стала королевой Зимы, внутри бушевали отнюдь не зимние страсти.
— А есть какой-нибудь другой способ?
Поцелуй казался Сету странным требованием. Он знал: фэйри не лгут, и если Сорша соизволит ответить, ответ будет правдивым. Ему казалось, что такой вопрос не только уместен, но даже вызовет одобрение Высокой королевы.
Выражение ее лица ничуть не изменилось. Не появилось даже проблеска чувств. Зато в голосе зазвучало удивление.
— Уж не надеешься ли ты на испытание? Думаешь, я дам тебе почти невыполнимое поручение, чтобы потом ты мог похвастаться своей королеве, что все-таки выполнил его? Тебе бы, наверное, хотелось рассказать ей, как во имя вашей любви ты нашел и убил дракона.
— Дракона? — переспросил Сет.
Их разговор вновь вступил в такую плоскость, где нужно тщательно выбирать каждое слово.
— Нет. О таких подвигах я не думал. Но если я тебя поцелую, Эш это вряд ли понравится. Возможно, это осложнит наши с ней отношения.
— Возможно.
Сорша опустилась на стул, такой же элегантный, как она сама. Стул был сделан из серебряных прутьев, напоминавших кельтский узор, где нити не имеют видимого начала и конца. Мгновение назад этого стула не существовало; он появился, когда Сорша пожелала сесть.
— Так все-таки есть какой-то другой способ? — повторил вопрос Сет.
Сорша улыбнулась ему улыбкой Чеширского кота. Он вдруг подумал, что Высокая королева тоже исчезнет, оставив лишь эту улыбку. Но она не исчезла, а достала из рукава веер. Жест этот был довольно странным и не вязался с ее явным удивлением.
— Я не хочу других способов. Один поцелуй для твоей новой правительницы. Я считаю вполне честным попросить то, чего ты не хочешь дать.
— Сомневаюсь, что «честный» — подходящее слово в данном случае.
Веер замер в ее руке.
— Ты вздумал пререкаться со мной?
— Нет.
Теперь Сет отчетливо сознавал, что Сорша действительно заинтригована его поведением, и решил не идти на попятную.
— Мне кажется, мы ведем дискуссию. Пререкания бывают вызваны страхом или гневом.