Ну и наглец! Надо его спровадить, да так, чтобы больше не вздумал домогаться Нофаро ни под каким самым благовидным предлогом!
— Ох, господин, как бы не было худа! — испуганно воскликнула Лаис.
— А какое же худо может случиться? — немедленно задал жрец тот самый вопрос, которого и ждала Лаис.
— Да видите ли, госпожа отправилась на рынок не одна, — пояснила девушка. — Супруг ее сейчас на службе, ну и попросил сопроводить ее одного из своих стражников. Того самого, жена которого пару лет тому ходила на Фесмофорис и благополучно понесла. Сама-то она померла, бедняжка, а малыш жив и здоров… Только, беда, уродился ни в мать, ни в отца. Они-то собой неприглядны, а мальчик — красавец… Глаза у него в точности как твои, господин, черные да большие. Ну и тот стражник говорил, мол, кабы удалось ему найти человека, на которого мальчишка похож, он бы ему сынка и отдал. А мой-то хозяин сказал, что, приключись с ним такая же история, он бы нашел этого любителя чужих жен — и глаза бы ему вырвал, чтобы не сверкал ими попусту да не смущал порядочных женщин!
Жрец при этих словах сделался столь бледен, что Лаис даже испугалась: не грянется ли без чувств? И он задрожал всем телом, так что многочисленные амулеты, висевшие на его шее, громко зазвенели.
— Ох, что-то жарко нынче, — промямлил он, — Лучше уж мы пойдем, пока солнце в зенит не поднялось. Празднества Фесмофорис не простят нам опоздания.
— Как тебе угодно, господин, — сказала Лаис. — А я уж передам госпоже Нофаро и ее супругу, что ты за ней заходил.
— Нет! — севшим голосом воскликнул жрец. — Ни в коем случае! Не говори! Я… Я тебя умоляю! — Он пошарил в большом кошеле, висевшем на поясе, однако тот, видимо, был пуст. Тогда жрец сорвал с шеи один из амулетов и сунул его Лаис: — Вот, возьми! Это тебе за молчание!
И он ринулся наутек, смешно размахивая руками, словно пастух, который подгоняет замешкавшихся гусынь, и громко крича женщинам:
— Пошли, пошли! Фесмофорис ждут нас! Поторапливайтесь!
Лаис вернулась в дом. Восхищенная Нофаро налетела на нее и принялась целовать:
— Спасибо, спасибо тебе! Ты его здорово напугала! Смотри, какой амулет он тебе дал! Удивительная красота!
Амулет и в самом деле оказался редкостно красив. Он был искусно выточен из белого камня и изображал небольшой белый цветок с пятью острыми лепестками.
— Кажется, это лотос, — сказала Лаис. — Тот самый, плодами которого питались лотофаги. Помнишь, как их описывает Гомер? Мы читали об этом на матиомах поэзии. К лотофагам попал Одиссей и с трудом увез с этого острова своих спутников, ведь плоды лотоса сходны с асфоделями — они заставляют человека забывать свое прошлое.
— Наверное, вы читали про лотофагов уже после того, как я покинула школу, — усмехнулась Нофаро. — Я про них первый раз слышу. Помню только про какую-то нимфу Лотис, дочь козлоногого Пана. Но если говорить о лотофагах… Послушай, а что, если этот жрец дал тебе амулет для того, чтобы ты забыла, что видела его, и ничего не сказала Дарею?!
— Дарею я и так ничего не скажу, а в то, что камни могут внушать забвение, я не верю! — решительно заявила Лаис. — Например, я отлично помню, что мы с тобой собирались на рынок в гавань, а вот ты, кажется, об этом совершенно забыла!
И она надела шнурок с цветком лотоса на шею.
— А это что такое? — удивилась Нофаро, увидев фиали Демосфена, доселе спрятанный под хитоном Лаис. — Еще один амулет?
Лаис кивнула и поспешно пошла к выходу. Рассказывать историю этого амулета у нее не было ни малейшего желания!
Спустя несколько минут подруги вышли из дома Нофаро и, наконец, двинулись в бухту.
— Наш порт называется Нисея, — рассказывала Нофаро. — Вон тот маленький островок напротив — Миноя. А вон там, на горизонте, — Саламин. Твой путь будет лежать во-он туда, далеко за Саламин, за горизонт!
Лаис смотрела на море. Именно около Минои в скором времени ее будет ожидать снаряженная Клеархом галера, на которой она сможет добраться до Эфеса. Но сначала из Коринфа приедет посланный, который сообщит точное время отплытия и расскажет, не улеглась ли шумиха вокруг убийства Гелиодоры и исчезновения Лаис.
Поверили в школе и храме, что узницу темницы кошмаров пожрал терас? Или нет?
Ох, как не хотелось уезжать!..
«Может быть, мне удастся пересидеть самое опасное время у Нофаро?» — снова подумала Лаис, однако тут же вспомнила, что, оставаясь здесь, может навлечь беду на друзей. Коринф слишком близко, и города постоянно связаны оживленной торговлей. К тому же многие коринфяне отправляются на разработки месторождений красной глины, которой богата Мегара. Риск встретить здесь знакомых очень велик… По-хорошему, даже в гавань идти не следовало бы! Но Лаис отчаянно надеялась, что на нее в серой одежде рабыни никто не обратит внимания. Правда, на всякий случай она пониже опустила на лицо покрывало и пошла не рядом с Нофаро, а чуть позади, как и полагается рабыне.
Подруги уже приближались к гавани, когда услышали, что за ними кто-то бежит. Это оказался Мавсаний, который поклонился Нофаро, а потом взглянул на Лаис исподлобья:
— Госпожа, ты рискуешь жизнью — и своей, и множества людей, которые взялись тебе помогать! Будет лучше, если ты вообще не станешь из дому выходить.
Нофаро была изумлена тем, с какой злостью смотрел Мавсаний на ее подругу, однако Лаис отлично понимала, что старый раб Артемидора прав, и виновато потупилась:
— Клянусь, что больше не допущу такой глупости! Но мы уже почти на месте. Позволь мне помочь Нофаро купить рыбы — и мы все вместе вернемся домой.
Мавсаний нехотя кивнул и, взяв у Лаис корзину, пошел впереди женщин.
Нофаро только ахнула:
— Сначала он показался мне таким злым, а оказывается, он заботится о тебе!
Лаис криво усмехнулась. Единственным человеком, о котором мог заботиться Мавсаний, был его драгоценный господин, Артемидор Ксантос Главк, а о Лаис его раб пекся лишь потому, что она представляла собой угрозу покою Артемидора. Можно не сомневаться, что Мавсаний в лепешку разобьется, только бы помочь Лаис убраться как можно дальше от Коринфа, чтобы никто не заподозрил, будто Артемидор имеет хоть какое-то отношение — и очень немалое! — к ее бегству!
Береговая линия близ Мегары была изрезана бухтами, однако все они были достаточно скалистыми, кроме Нисеи, имевшей пологое дно, удобное для пристани. Сюда и подходили рыбачьи лодки.
Когда подруги спустились к морю, от лодок к ним бросились полуголые мальчишки — сыновья или младшие братья рыбаков, пришедших с уловом. Мальчишки наперебой хватали их за руки и тянули в разные стороны: каждый старался подтащить покупательниц к своей лодке.
Там рыбаки уже нахваливали товар, держа на весу поблекших на солнечном свету каракатиц и раковины «морские блюдечки», плоские, как настоящие блюда; красных каменных окуней и пестрых рыб-попугаев; серебристых большеротых атерин и округлых стрепи, тоже серебристых, но опоясанных яркими золотистыми полосами. Кое-кто размахивал кусками уже выпотрошенных и разрубленных осьминогов и громогласно зазывал к себе.