— Скажи, что ничем не сможешь ей помочь, и пойдем.
Александр едва заметно усмехнулся и посмотрел в сторону постели.
— Теперь уже мне будет не оттащить от нее Хадассу.
Антония перестала кричать, и Хадасса спокойно заговорила с ней и с крайне подавленным Хабинной.
— Да поможет мне Асклепий, — произнес Александр, подходя к постели.
— Нам нужна теплая вода, мой господин, — сказала Хадасса Хабинне.
— Да. Да, конечно, — сказал Хабинна, отходя от постели и выпуская из ладоней руку жены.
— Не уходи, — запричитала Антония. — Не оставляй меня…
— Не волнуйся, моя госпожа, он никуда не уйдет, — сказала Хадасса, взяв ее за руку. — Он пошлет Ливиллу за водой.
— О-о, снова начинается! Опять! — застонала Антония, выгибая спину. — Я этого не вынесу! Я этого больше не вынесу…
Хабинна не подходил к постели, но оставался поодаль, сжав ладонями виски.
— Артемида, всемогущая богиня, смилуйся над ней. Смилуйся над ней.
Хадасса положила руку на лоб Антонии и почувствовала, что лоб у нее горячий. Антония задержала дыхание, ее глаза наполнились слезами, а лицо покраснело. Жилы на ее шее вздулись, из глаз лились слезы. Она стиснула зубы, потом издала глубокий стон, переходящий в плач. Она так сжала в своей руке руку Хадассы, что казалось, у той сейчас хрустнут кости.
Когда схватка кончилась, Антония бессильно обмякла. На глаза Хадассы тоже навернулись слезы, и она продолжала держать свою руку на лбу Антонии, желая как-то ее утешить. Потом она повернулась к Александру.
— Что мы будем делать? — шепотом спросила она, но Александр только стоял и хмуро наблюдал за происходящим.
Не дождавшись от него ответа, Хадасса снова наклонилась к Антонии.
— Мы тебя не оставим, — тихо сказала она и вытерла платком пот со лба роженицы.
— Нужно осмотреть ее, — наконец сказал Александр. Антония напряглась, но Александр спокойно говорил с ней, объясняя, что он делает и зачем. Антония расслабилась, потому что его слова в самом деле действовали на нее успокаивающе. Но такое состояние длилось недолго, потому что быстро начались очередные схватки. Женщина снова забилась в муках. Александр не убирал от нее рук, пока она снова не упала на постель, вся в слезах. Наконец он встал, и Хадасса, взглянув на его лицо, почувствовала беспокойство.
— Что случилось?
— Плод расположен неправильно.
— И что здесь можно сделать?
— Можно сделать операцию, вынуть ребенка из живота… Но это рискованно. На это мне нужно согласие Магониана. — Он отошел от постели.
Пока он разговаривал с Магонианом настолько тихим голосом, что ничего было не разобрать, Хадасса испытывала сильные сомнения.
— Нет! — неожиданно в волнении воскликнул Магониан. — Если ты не можешь мне гарантировать того, что она выживет, я на это не соглашусь. Для меня прежде всего важна ее жизнь, а не ребенка. Я не позволю рисковать ее жизнью!
— Тогда остается один, единственный путь, — Александр оглянулся на Хадассу, как бы не зная, говорить дальше или нет. Потом его лицо напряглось, он снова повернулся к Магониану и заговорил тише. Хадасса видела только, что лицо хозяина дома побелело еще больше и он, видимо, от сильного потрясения, медленно закачал головой.
— Ты уверен? И ничего другого ты сделать не сможешь? — Александр покачал головой, и Магониан медленно кивнул ему. — Ну, тогда делай, что считаешь нужным. Только, перед всеми богами, делай все быстрее, чтобы она больше не страдала.
Чувствуя, как у нее колотится сердце, Хадасса наблюдала, как Александр достает из своей сумки инструменты. У нее свело живот от страха. Она смотрела, как Александр велел Рашиду пододвинуть стол к ногам постели. Потом врач повернулся к ней.
— Приготовь ей сильный раствор мандрагоры, а потом выйди. Мне поможет Рашид.
— Но от мандрагоры она уснет.
— При том, что я буду делать, ей лучше всего уснуть. — Александр приготовил крючковатый нож, декапитатор, краниокласт и эмбриотом.
Хадасса встала и преградила ему путь к постели.
— Что ты собираешься делать такого, что мне нужно выйти отсюда? — спросила она, вцепившись ему в руки и посмотрев на жуткие инструменты.
Александр наклонился к ней и прошептал:
— Она умрет, если я не умерщвлю ребенка.
— Ты собираешься его умертвить? — пораженно спросила Хадасса. Она снова посмотрела на инструменты и поняла, что Александр собирается расчленить ребенка и вытащить его из утробы. — Но ты не можешь этого сделать, Александр.
Он схватил ее за руку и решительно отвел в сторону. Поставив ее перед собой, он заговорил с ней так тихо, чтобы слышать его могла только она одна:
— Ты хочешь, чтобы умерли и она, и ребенок? Ребенок не может выйти. Понимаешь ты или нет? При том положении, в каком он находится, он не может родиться.
— Тогда поверни его сам.
— Я не могу, — убежденно сказал он. При этом он показал ей свои руки, чтобы она увидела, какие они у него большие. — Может, ты сможешь?
— Но ты не должен идти на такое, Александр.
— Да, мне тяжело на это пойти, может быть, еще тяжелее, чем тебе, — сказал он с отчаянием в голосе, и в его глазах отразилась безысходность. — Но ничего другого теперь не остается. Роды слишком затянулись. И жизнь матери в такой ситуации важнее жизни ребенка.
— Для Бога они оба важны.
— Выйди и подожди, пока я тебя не позову. Я знаю, что ты не вынесешь такой операции. И лучше тебе не видеть всего этого. А после операции ты сможешь позаботиться о ней.
Он уже хотел идти к постели, но Хадасса неожиданно схватила его за руку.
— Прошу тебя, Александр!
— Слушай, если у тебя есть конкретные предложения, я готов тебя выслушать. Если нет, отойди и не мешай мне. Медлить больше нельзя. — В этот момент, как бы в подтверждение его правоты, Антония закричала снова.
Хадасса видела, что Александр сам не хочет делать то, на что он решился, но он считал, что это единственный путь спасти Антонию. Хадасса покачала головой.
— Нам нужно молиться.
— Молитва ее не спасет! Мне лучше знать, что надо делать.
Хадасса понимала, что у ребенка совсем мало шансов выжить.
Далее если он родится, вероятность, что он умрет, останется очень высокой. Настолько высокой, что, согласно закону, его нельзя будет похоронить в пределах городских стен и ему не успеют дать имя. Таких детей можно было только отнести в сад при вилле и смешать с кучей мусора. Существовала даже традиция помещать тело новорожденного в фундамент нового здания!
Хадасса взглянула на Хабинну и поняла, что на его поддержку рассчитывать не придется. Он думал только о жизни своей жены.