Пиппи Лайт лениво улыбался ей, и она удивилась тому, как этот человек может выглядеть таким невинным, на деле являясь исчадием ада. Пиппи, в ее представлении, был безумцем. В том смысле, что он с полным пренебрежением относился к человеческой жизни, включая собственную. Он с готовностью убьет любого, даже если в этом не будет никакой необходимости. Убьет просто так, как убивают назойливую муху, жужжащую на подоконнике.
Приближаясь к нему, Лиз проявила беспокойство.
— Прошу тебя, Пиппи…
Он ухмыльнулся, рассматривая наманикюренные пальцы. Он только что выкурил дозу и казался расслабленным. Во всяком случае, это было на руку Лиз.
— Оʼкей, Лиз. Я знаю, ты работаешь на Мартина, и я могу одобрить твой выбор. — В его голосе звучал сарказм. — Хочу попросить тебя об одолжении, а ты мне многим обязана, девочка.
Лиз кивнула, зная, что выбора у нее нет, и оба понимали это.
— Меня попросили развлечь бизнесменов, которые время от времени наведываются в наши края.
Она вновь кивнула, хотя ее охватило мрачное предчувствие. Похоже, Пиппи говорит о групповом сексе, столь популярном в наше время. Она утешала себя тем, что с учетом нрава Пиппи она еще легко отделается.
— Будет человек десять парней. Сделаешь, что они попросят. Будь сегодня в девять вечера у Джесмонда, ладно?
— Да, — выдавила она.
Он усмехнулся, глядя ей в лицо.
Джесмонд — ямайский негр, без которого не обходится ни одна заварушка. Если что-то нужно, задело берется Джесмонд. Пиппи и Джесмонд — друзья, и это о многом говорило. Джесмонд такой же безумец, как и его друг. Однако у Джесмонда, в отличие от Пиппи, была постоянная подруга и двое крошек-детей, в которых он души не чаял, — такое вот аномальное отклонение в их кругу.
Лиз понимала, что не отделается так легко, когда перестала работать с Пиппи, но если этот единственный случай — то так тому и быть. Тем более, что она участвовала в подобных мероприятиях.
Когда-то групповуха была ее козырем. Из детского дома, о котором она даже сейчас вспоминала с содроганием, Лиз удрала в тринадцать лет и ни разу не пожалела об этом, хотя чуть ли не в первый свободный вечер вышла на панель. Деньги она получала неплохие, а мужчины какое-то время обращались с ней как с королевой. Однако вскоре они поостыли к ней, да и денег поубавилось.
Лиз догадывалась, что подобные изменения самое обычное дело. Выходит на панель девочка-нимфетка, и все без ума от нее. Еще бы! — наивный взгляд широко распахнутых глаз, остренькие грудки, нежная кожа… Но взгляд быстро меняется, становится оценивающим, злым, кожа грубеет, а грудки обвисают. К тому же девочка-проститутка в Лондоне — не такая уж и большая редкость. Товар, свежий товар, еще не приевшийся потребителю, поступает чуть ли не ежедневно.
Но Лиз тем не менее не осталась внакладе. Она научилась манипулировать мужчинами, выуживать из них деньги, торгуя своим телом с наибольшей выгодой. Когда в редких случаях клиент проявлял к ней чисто человеческий интерес, она готова была его полюбить, хотя не очень-то понимала, что такое любовь, путая ее с сексом. Но она сама избрала для себя такую жизнь, правда, другой она и не знала, хотя и догадывалась о ее существовании. Ей хотелось освободиться от лап Пиппи, и она надеялась, что когда-нибудь это произойдет.
Томми демонстрировал Кире спальню, которая уже перестала быть отцовской. Он купил новую краску для стен, светло-розовую, и в тон к ней — более светлую для дверей буфета. Это будет комната Барби, и Кира была в восторге.
Он постоянно покупал журнал «Барби» и изымал оттуда постеры, помещаемые в центре. Они будут украшать стены. В соответствующем обрамлении, разумеется, а не просто прибитые гвоздем.
Кира преломляла все это в своем сознании по-своему. Ее интересовало, где будут находиться принадлежности куклы. Для нее, как и для Томми, это было существенным.
— Как ты чувствуешь себя, дорогуша?
Она улыбнулась:
— Лучше, чем до этого, Томми.
Томми взглянул в ее голубые глаза, и у него перехватило дыхание. Она действительно великолепна!
Он взял в руки Барби-Золушку и печально произнес:
— Зеркальное отображение.
Затем он крепко прижал девочку к себе, а она его.
— Теперь я, пожалуй, спущусь в магазин и куплю сладкого, а когда вернусь, мы с тобой подумаем о месте для офиса. Думаю, Барби должна иметь офис.
Кира кивнула.
— И еще я думаю, Томми, если только ты, конечно, согласен, что можно поместить все ее платья вон в тот шкаф, а все ботиночки и сумочки разложить в зависимости от стиля.
— Ты такая умница, Кира! Если хочешь, займись этим прямо сейчас, а я пока все-таки схожу в магазин, идет?
Она радостно согласилась.
— Оʼкей!
Он оставил ее в спальне, стоящей на коленях и высыпающей на пол содержимое его коробок. Он мчался в магазин чуть ли не вприпрыжку. Теперь, когда отец наконец уехал, жизнь принимает фантастический оборот! Он распоряжается в собственном доме. И его любимые Барби больше не будут страдать от воздействия мочи, но главное — их больше не придется прятать от отца.
У Малыша Томми от счастья кружилась голова.
Ди Бакстер пил чай в столовой при участке, размышляя о Джон-Джоне Бруере и его последней выходке. Как всегда, у них ничего не было против него, во всяком случае, ничего конкретного. Теперь, когда он стал правой рукой Пола Мартина, он стал почти недосягаемым. Пол Мартин в некотором отношении — крупный общественный деятель, его имя постоянно упоминают в прессе в связи с благотворительностью. Разумеется, о том, откуда у Пола деньги, там нет ни слова.
Все это раздражало Ди Бакстера, хотя он понимал, что и ему порой перепадает от щедрот Пола. Всем перепадает, по тому или иному поводу. Если нужны билеты на бокс — Пол достанет их, и по недорогой цене. Он может также организовать встречу с боксерами в раздевалке и даже вызовет фотографа, чтобы запечатлеть этот незабываемый момент. Вот какой он добрый, этот Пол! Однако это не значит, что полицейскому можно закрывать глаза на его подноготную.
Но к черту Пола, вопрос о Джон-Джоне Бруере. Этот паршивец настолько гнилой, что вонь доходит до полицейских участков по эту сторону реки.
Ладно, Ди Бакстер подождет. Последит и подождет. Карти уже вышел из больницы, и Джеспер Коупс тоже. Что-то должно произойти — таков закон улицы.
— Ну я же сказала: прибери закуток!
Девушка забралась высоко, но не настолько, чтобы не видеть, что творится вокруг.
— Я прибрала его раньше, Джоани.
Это было сказано дружелюбно, но не без вызова. Джоани содержала салон в чистоте, и девушки были довольны. Но одна-две проявляли безразличие, и в числе их Дебра.
Джоани обезоружила стоявшую перед ней девушку лучезарной улыбкой.