— Послушай, тебе самой нужно иметь ребенка!
Это звучало как комплимент, но Жанетте было обидно слышать. У Лорны единственная цель — получать детские пособия. Для нее это своего рода бизнес. Урвать от государства как можно больше — всё, что оно дает.
Джоани, кстати, хотя и получала пособия, относилась к ним совсем по-другому. Она считала, что пособиями можно пользоваться до тех пор, пока не встанешь на ноги, не начнешь работать; они никак не рассчитаны на всю жизнь.
Теперь, наблюдая за Лорной, Жанетта жалела, что не получила образование, как хотела мать. Теперь, наверное, уже поздно.
Лорна открыла две банки дешевого пива. Одну она поставила перед Жанеттой, затем залпом осушила свою и громко рыгнула.
Лежавший на диване мужчина заворочался. Лорна даже не взглянула в его сторону. По оттопыренным трусам было заметно, что у него произошла эрекция.
У Жанетты пробежали по коже мурашки.
— Какой-то Питер, — усмехнулась Лорна. — Я познакомилась с ним вчера в пабе. Он, кажется, выиграл на скачках, а я была, как всегда, в стельку пьяная. Так что у тебя ко мне, Жанетта? Вроде бы твой братец не очень-то жалует меня?
— Послушай, Лорна, он тут ни при чем.
— Значит, он не знает, что ты здесь?
Жанетта мотнула головой и увидела, что Лорна успокоилась.
— Конечно, нет! Я ему не подчиняюсь, дорогая.
Это была верная позиция.
— Куда положить ребенка?
— Пойдем.
В маленькой спальне стояла кровать с голым матрасом и детская корзинка. Больше ничего не было, ни одной игрушки. На матрасе лежала пара грязных пеленок, источавших неприятный запах. Жанетта сообразила, что матрас, скорее всего, мокрый.
Укладывая ребенка в корзинку, она нежно произнесла:
— Какой красивый! Правда, что Пиппи Лайт — его отец?
Лорна пожала плечами.
— Возможно. По крайней мере, он вышел белый, и я точно могу знать, кто не является отцом!
Она рассмеялась, и ребенок улыбнулся ей в ответ.
Жанетта с отвращением встретила слова Лорны. К счастью, та не поняла этого.
— Послушай, давай оставим его. Пусть поспит.
Они тихо вышли из спальни. Жанетте было жаль ребенка, которого пришлось оставить в корзинке на грязном полу, в пеленках, которые наверняка снова промокли. Она утешала себя лишь тем, что он сыт, хотя это скорее заслуга самой Жанетты, а не его матери. Возможно, Лорна когда-нибудь исправится, но не скоро, очень не скоро.
Она видела детей, игравших на улице до поздней ночи, грязных и неухоженных. Но дома их хотя бы кормили, во всяком случае, временами. Ребенок Лорны будет сниться ей в кошмарном сне. Она была абсолютно уверена в этом.
На кухне Лорна тщетно пыталась прибраться, производя еще больший беспорядок.
— А что это ты вдруг вспомнила Пиппи Лайта?
— Да так спросила.
— А твой брат знает, что ты интересуешься им?
Жанетта ухмыльнулась.
— Он ничего не знает, он только думает, что знает.
Лорна удивленно вытаращила глаза. Слова Жанетты показались ей слишком смелыми.
— Вот что, девочка. Пиппи почти всегда можно найти в его квартире. Но если ты хочешь потрахаться с кем-то, я лучше выведу тебя на других людей, не таких крутых, как он; ты меня понимаешь?
Жанетта неопределенно кивнула.
— Пиппи — опасный человек, — продолжала Лорна. — Время от времени он приходит ко мне потрахаться. Иногда я прогоняю его, хотя он не самый плохой. Будь осторожна. Если ты ему приглянешься, он заставит тебя зарабатывать для него деньги. Ты — несовершеннолетняя, а это его конек. Школьницы…
— А он хорошо платит?
Лорна внимательно посмотрела ей в глаза.
— Ты это серьезно?
Жанетта пожала плечами.
— Возможно, он побоится моего брата?
— Что ты! Пиппи Лайт никого не боится. Он обожает ходить по самому краю.
Последняя фраза была произнесена едва ли не с любовью.
— А где он живет?
— Тебе это действительно нужно знать?
Жанетта кивнула.
— Конечно.
— Я позвоню ему, замолвлю за тебя словечко.
Лорна теперь могла начхать на Джон-Джона. Утром у нее заберут ребенка, потом она выбьет из Пиппи деньги за эту дуреху.
Жизнь становится все лучше и лучше.
Джоани прибыла в Шеффилд в одиннадцатом часу вечера. Не откладывая, она позвонила по номеру, который дал ей Джон-Джон, чтобы условиться о встрече. Поднимаясь в квартиру человека, который должен был доставить ее к Томми, она с любопытством оглядывалась по сторонам. Такое можно встретить повсюду. Будто бы она никуда не уезжала. Повсюду есть районы с убогими муниципальными домами. В каждом таком доме ноздри щекочет запах мочи, пота, подгоревшей пищи, наркотиков и алкоголя.
На площадке у окна стояла осовевшая парочка. Женщина неопределенного возраста, увидев Джоани, разразилась бранью. Мужчина был небритый и нечесаный. Он не заметил бы, если над ухом вдруг рявкнул духовой оркестр. Он был на другой планете, и был счастлив.
Джоани осторожно постучала в дверь нужной квартиры. Открыла ей приветливо улыбающаяся крашеная шатенка.
— Ты — Джоани?
Она кивнула.
— Заходи, дорогая. Быстро нашла меня?
Внутри квартиры обстановка была необычной. Яркие стены, безукоризненная чистота и хорошее освещение: повсюду горели лампы. Воздух был ароматизирован иланг-илангом. Напротив входной двери висел плакат с изображением Мэрилин Монро.
Стены гостиной оказались темно-зелеными. Вдоль них стояли шкафы из гарнитура «Хабитат», а в центре — полые стеклянные столы.
Джоани приободрилась. Она не любила нерях.
Женщина улыбнулась, обнажив неровные белые зубы. «А она не так уж и молода», — почему-то подумала Джоани.
— Чашечку чая или что-нибудь покрепче, а может, того и другого? — спросила хозяйка.
Джоани застенчиво улыбнулась.
— А как насчет виски?
— Вот это по-нашему!
Спустя пять минут они сидели на диване с рюмками в руках.
— Нервничаешь, дорогая, — сказала женщина.
Джоани улыбнулась.
— Да, это так.
Женщина протянула руку:
— Мэри Дринквотер, хотя, пожалуй, более правильно называть меня Дринкводка.
Джоани громко рассмеялась.
Затем Мэри перешла на серьезный тон:
— Мою дочь тоже убили. Ей было семь, когда она пропала. Спустя три дня ее тело обнаружили в квартире соседа. Он изнасиловал ее, убил и засунул в пакет для мусора. Выяснилось, что он и раньше проделывал такое. Даже отсидел два года за развратные действия, а потом еще восемь за убийство. Он, кстати, помогал нам в поисках. Никто и не думал на него. — Мэри двумя большими глотками осушила рюмку. — Ты проходила мимо его квартиры, когда поднималась к нам. Его мать по-прежнему живет здесь. Она хорошая женщина, вся иссохшая из-за сына. До этого случая я и не пила вовсе. Теперь я думаю: зачем жить, раз моей дочери больше нет? Видишь ли, Джоани, люди, конечно, сочувствуют мне, но им не понять, что это такое — потерять ребенка. Когда слышишь о подобном, думаешь: «Какой ужас!» — и крепче прижимаешь к себе собственных детей. Слава Богу — они рядом. Но затем ты включаешь телевизор и забываешь об опасности до следующего раза. — Она тяжело вздохнула и продолжила: — Это так тяжело — видеть по ночам лицо своего ребенка, слышать его голос. Дети верят, что ты можешь все. Но ты не делаешь ничего для них как раз тогда, когда они больше всего нуждаются в этом. — Она схватила Джоани за руку. — Когда ты знаешь ублюдка, убившего твоего ребенка, судебное разбирательство ни к чему. Тебе известно, что большинство педофилов принимаются за старое, когда выходят на свободу? Я объясняю это самонадеянностью психиатров, которые считают, что можно излечить то, что не поддается лечению. Горбатого могила исправит, а можно и по-другому — кто с лысинкой родился, тот с лысинкой и умрет, так и здесь: если мужчина балдеет от детей, он всегда будет хотеть детей. Убей его, милая, или, если хочешь, я сделаю это за тебя. Я тебя прекрасно понимаю, у тебя все написано на лице! — Она больно стиснула руку Джоани. — В этой стране нет справедливости, во всяком случае, для нас. Деньги — вот что волнует суды. Грабитель получает больший срок, чем педофил, вдумайся в это!