Он поставил кастрюльку на маленький огонь, и через несколько минут кофе закипел. Его бульканье действовало на Эдима успокоительно. Аромат кофе смешивался с кислым запахом, насквозь пропитавшим кухню. Когда кофе был готов, Эдим уселся за стол и несколькими глотками осушил чашку. Он до сих пор не проснулся до конца. Ночь все еще не отпускала его.
Вчера он ходил к школе, где учился его младший сын, и, притаившись в укромном месте, ждал, когда выйдет Юнус. «Точно преступник», – вздыхал он про себя. Когда Юнус наконец появился в окружении друзей, у Эдима сжалось горло и он не смог окликнуть сына. До этого он несколько раз ходил кругами вокруг кафе «Пещера Аладдина», надеясь встретить Искендера. Один раз он увидел его издали – Искендер шел, держась за руки с худенькой светловолосой девушкой. Эдим знал, что у его старшего сына есть подружка-англичанка, но, увидев их вместе, влюбленных, полных юношеского пыла, внезапно почувствовал себя старым, уже отжившим свой век. За те несколько месяцев, что его не было дома, Искендер так вырос! Теперь это был не мальчик, а молодой красивый мужчина. Несмотря на острое желание подойти к сыну, Эдим не смог заставить себя сделать это. Их могли увидеть знакомые. Встречать знакомых было теперь для Эдима сущей пыткой. Разговаривая с друзьями и соседями, он отделывался пустячными замечаниями и старался не смотреть им в глаза. Старался не думать, что у них на уме. Не думать о том, что они считают его подонком, бросившим семью ради танцовщицы из стрип-клуба.
Эдим пересек темный коридор, вошел в ванную, зажег свет и уставился на собственное отражение в зеркале. Глаза ввалились, на щеках следы от прыщей, в волосах белеют седые пряди. Он невольно нахмурился. Интересно, почему волосы на голове уже вовсю седеют, а усы остаются черными как смоль? Эдим собирался подровнять усы так, как делал это каждое утро в течение пятнадцати лет. Но у его правой руки оказались другие планы. Подчинившись внезапному импульсу, он схватил бритву.
Когда чисто выбритый Эдим вышел из ванной, Роксана уже проснулась. Сидя в кровати, она листала женский журнал. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы понять: спала она плохо и настроение у нее неважное.
– Ты сваришь мне кофе? – спросила она, не поднимая головы.
– Конечно.
В разговорах с ней голос его звучал слегка по-другому, словно эхо его обычного голоса.
– У меня опять болит шея.
Он принялся массировать Роксане шею, круговыми движениями растирать плечи, постепенно опускаясь к пояснице. Она тихонько постанывала, тело ее расслабилось, стало мягким и податливым, как мыльная пена. Он продолжал массировать, прилагая чуть больше силы. Теперь руки его поднимались вверх по ее спине, до тех пор пока пальцы обеих ладоней не встретились на ее шее, сначала случайно, потом нарочно. Мысль о том, что он мог бы убить эту женщину, в очередной раз пришла ему в голову.
– Пойду сделаю тебе кофе, – сказал он.
– Подожди. – Она пристально взглянула на него. – Что с твоим лицом?
– Всего лишь сбрил усы, – пожал плечами он. – Они же тебе не нравились.
Роксана кивнула, но, сама не зная почему, мысленно пожалела о его утраченных усах. Пожалела о том, что этот человек любит ее слишком сильно, о том, что все складывается именно так, а не иначе. Грустная улыбка тронула ее губы. Казалось, в этой улыбке сконцентрировалась вся горечь, которая жгла ее изнутри.
С утра в окнах парикмахерской «Хрустальные ножницы», украшенных новогодними гирляндами, горела праздничная иллюминация, заливавшая помещение мягким золотистым светом. Рита, еще не успевшая прийти в себя после вчерашней вечеринки, допивала третью чашку черного кофе, когда дверь отворилась, пропуская мужчину средних лет. Держался он со спокойной самоуверенностью, которая могла бы граничить с надменностью, если бы не сияющее приветливой улыбкой лицо.
Вскинув бровь, Рита оглядела посетителя с головы до пят. Он совершенно не походил ни на представителя компании, выпускающей средства для волос, ни на сборщика подписей под каким-нибудь воззванием. Инспекторы, время от времени проверявшие санитарное состояние салона, тоже выглядели совершенно иначе. Судя по одежде, это был вполне респектабельный мужчина – если только в наше время можно судить о человеке по одежде.
– Могу я вам помочь? – спросила Рита.
– Думаю, да. Мне хотелось бы подстричься.
– Боюсь, мы еще не открыты, – хихикнула Рита. – И откроемся только минут через пятнадцать. К тому же…
– О, я готов подождать на улице.
– Я хотела сказать, у нас женский салон. Почему бы вам не заглянуть в мужскую парикмахерскую за углом?
– Я как-то раз там стригся, – сообщил Элайас. – Похоже, их парикмахер до недавнего времени работал газонокосильщиком.
– Ну, я уверена, вы сумеете подыскать достойный салон, – заверила Рита, которой ситуация казалась ужасно забавной.
– Вы заметили, что многие парикмахерские в последнее время обслуживают и мужчин, и женщин? – дружелюбно спросил он. – Так сказать, унисекс.
– Да что вы? – с преувеличенным удивлением пожала плечами Рита.
Посетитель держался вполне адекватно, но все же она не исключала возможности, что он маньяк или кто-нибудь в этом роде.
Пимби, которая чистила расчески в маленькой задней комнате, прислушалась, пытаясь понять, с кем это болтает Рита. Голос показался ей знакомым, но она не могла поверить, что это действительно он. С бьющимся сердцем она на цыпочках подошла к дверям и выглянула. Увидев Элайаса, беседующего с ее боссом, она испытала такое потрясение, что привалилась к стене, не в силах двигаться.
Элайас ее не заметил.
– Последние четыре года я носил длинные волосы, – произнес он. – Думаю, пришло время перемен.
– Угу, я всегда говорю своим клиенткам, что у женщины должны быть длинные волосы. Так уж заведено от Бога.
К этому времени Пимби поняла, что ей необходимо вмешаться и прогнать его прочь. Но каким образом это сделать, не выходя из границ вежливости? Покусывая губы, она решала этот вопрос.
– О, если вы одобряете мое намерение, надеюсь, вы все же поможете его осуществить, – сказал Элайас. – Это будет благое дело. Видите ли, я повар, и каждый день кто-нибудь из клиентов жалуется, что в супе плавает волос.
– Я бы с удовольствием, – расхохоталась Рита. – Но на половину двенадцатого ко мне записана клиентка.
– Я его подстригу, – подала голос Пимби.
Рита и Элайас одновременно повернулись и уставились на Пимби с таким недоумением, будто она была заговорившей табуреткой.
– Я его подстригу, – повторила Пимби, стараясь, чтобы голос звучал как можно равнодушнее.
Стричь ей уже приходилось. Хотя Пимби не училась на парикмахера, но она много наблюдала за Ритой и понимала, что к чему. Вот уже несколько лет она практиковалась на своих детях, в первую очередь на сыновьях, и, что называется, набила руку.