— Конечно, правда. У тебя на левом плече должна быть родинка. А на правом бедре шрам, ты в детстве упала и глубоко рассекла его, пришлось даже зашивать в больнице.
— Теперь верю! — облегченно вздохнула девочка.
Мы одновременно шагнули навстречу друг другу. Я прижал к себе Оксану, поцеловал в щеку, потрепал по волосам:
— Ну, здравствуй, доченька…
Снял куртку, сел в кресло, Оксана устроилась на диване.
— Знаешь, последние несколько лет, с тех пор, как повзрослела и поняла, что Кудрин — отчим, а не родной отец, я все мечтала найти тебя. Представляла, какой ты. Фотографии были, но ведь в жизни человек совсем другой. Но мама запрещала мне тебя искать. Она говорила, что я тебе не нужна, у тебя другая семья, растет свой сын, что я для тебя обуза… — На ее глаза навернулись слезы. — Знаешь, иногда я просто ненавидела тебя, считала, что у мамы вся жизнь наперекосяк получилась из-за тебя. Ну почему ты никогда не виделся со мной, с мамой?
— Оксана, мы с мамой при расставании договорились не создавать тебе лишних проблем, пока ты была… — я запнулся, подбирая слова, — недостаточно взрослой. Решили, что я встречусь с тобой, когда тебе исполнится шестнадцать. Встречусь и все без утайки расскажу.
— Вот и встретились. — Она совсем по-детски вытерла глаза кулаком. — Глупо как все и жестоко. Мамы уже нет. Хочу понять, кто в этом виноват, и ничего у меня не получается: с одной стороны, ее убили из-за тебя, а с другой — мама и им очень мешала…
— Давай попробуем разобраться вместе, доченька! — предложил я.
Из сбивчивого, со вздохами и долгими задумчивыми паузами рассказа Оксаны удалось уяснить, что дочка росла без проблем, пока мать со вторым мужем жили в Германии, где отчим служил в Группе советских войск. Но войска вывели, и семья переехала в Зареченск.
Поначалу все шло удачно. Дали квартиру, отчим занялся бизнесом, торговал телерадиоаппаратурой. Но потом девочка стала замечать, что взаимоотношения родителей резко изменились, а в доме все чаще происходили скандалы. На первых порах и отчим, и мать еще сдерживались, старались выяснять отношения без Оксаны, пока она в школе, но со временем перестали стесняться и дочери.
— Мне так становилось тошно и страшно. Игорь называл маму… не могу повторить… А года два назад я совершенно случайно подслушала их разговор о тебе. Суть его я тогда не особенно поняла. Кудрин требовал, чтобы мама нашла тебя, восстановила с тобой отношения, якобы из-за меня. А мама бросила такую странную фразу, погоди, сейчас вспомню: «Приманкой быть не хочу!» Да, да, именно так. После ее отказа все и началось. Мама и до этого любила выпить, ну, на вечеринках, а тут стала пить по-страшному.
— Они давно разошлись? — поинтересовался я.
— Примерно тогда же. Думаю, мама узнала про Кудрина и тетю Галю… Ну, словом, они тайком начали встречаться. У мамы все валилось из рук, сам понимаешь. Муж стал изменять, да с кем еще, с родной сестрой. Потом Кудрин как-то обмолвился, что ты — профессор… Это правда? — Оксана с недоверием посмотрела на меня.
— Правда, Оксана. А что было дальше?
— Мама вообще была в шоке. Пила и плакала. Знаешь, мы с ней незадолго до ее гибели, за месяц примерно, как-то вечером поговорили по душам. Она тогда на удивление была трезвой, душу свою изливала. Говорила, что она дура набитая, что тебя бросила. У тебя, мол, все хорошо, а у нас все плохо. Дала мне твой тарасовский адрес и посоветовала, если с ней что-то случится, ехать к тебе в Тарасов.
— Мама что, предчувствовала свою гибель? — изумился я.
— Она тогда сказала: «Они меня все равно в покое не оставят». Я не понимала, о чем она. А теперь догадалась. Это она о сестре и Кудрине. Мама мешала им, особенно тете Гале…
— А тетя Галя как к тебе относилась? Вернее, относится, — поправился я.
— Детей у нее своих нет, вот она меня и обхаживала, на свою сторону перетягивала, думала, мне деньги ее нужны. К себе домой постоянно брала.
— Ты знаешь, кто убил маму? — спросил я прямо.
— Догадываюсь. Если не они сами, тетя Галя-то со мной в тот день была, то по ее указке. Жлобов-то у них вон сколько! — Она махнула рукой.
— А как тебя украли, вернее, изолировали? — спросил я.
— До похорон я жила на теткиной городской квартире. Но в тот вечер, когда маму похоронили, Кудрин с Галиной о чем-то долго спорили, потом стали кричать друг на друга — совсем как всегда с мамой.
Потом тетка зашла в мою комнату и сказала, что мне придется несколько дней пожить как бы в заключении: тебе, мол, скажут, что меня украли, чтоб ты немедленно приезжал. Я еще спросила тетю Галю: а если я не соглашусь в заключение? Тетка ответила, что тогда меня украдут по-настоящему и она не сможет мне ничем помочь.
— Тебе не говорили, зачем я им нужен? — спросил я.
— Нет. Но если мама отказалась помочь им достать тебя, это неспроста. Мама любила тебя, она сама мне об этом говорила в наш последний откровенный разговор. А этим ничего, кроме денег, не надо, — отчаянно, с презрением произнесла Оксана.
— Понятно, доченька, теперь все понятно. Давай вместе подумаем, как нам с тобой отсюда выбираться. — Я погладил дочь по голове.
Оксана не могла точно сказать, где расположено наше тайное убежище. Она лишь предполагала, что оно где-то у тетки на даче или рядом. И постоянно охраняется вооруженными пистолетами и резиновыми дубинками двумя мордоворотами, которые сменяли друг друга через сутки. Наверное, и ночевали они вместе с «заключенными» в подземелье, а на поверхности объект прикрывало неизвестное количество секьюрити.
Туалет находился в коридоре, куда охрана водила узницу из двух секретных комнат по его требованию. Во время походов в санузел Оксана и засекла наличие третьей комнаты — для охраны.
Меня в создавшейся ситуации угнетала одна проблема: смогут ли сигналы радиомаяка, вшитого в мою одежду, пробиться сквозь толщу земли? Только тогда пришло бы спасение. Но для этого необходимо подать сигнал как можно ближе к поверхности земли. Как это сделать? Пока что я терялся в догадках.
Обсуждать с дочерью нюансы предполагаемого побега я не решался: а вдруг убежище прослушивается или даже просматривается хозяевами?
Между тем прошел час, как я был здесь, и нам принесли завтрак. Надо признаться, кормили там неплохо: бутерброды с сыром, маслом и ветчиной, кофе с сахаром. На мой вопрос, во сколько сегодня будет обед, конвоир лаконично бросил: «Вовремя!» Что ж, и на этом спасибо. Я решил осмотреться и попросился посетить богоугодное заведение. Меня вывели в коридор, показали на дверь с правой стороны. Дверь слева, ведущая в комнату охраны, была наглухо закрыта.
После завтрака захотелось отдохнуть и спокойно обдумать все происходящее. Заглянул в Оксанину комнату, практически такую же, как моя. Только стены сплошные, без всяких следов дополнительного выхода. Мы разошлись по своим «камерам» и попытались отдохнуть.