Монтана рассчитанно уронила колбаску пепла на его бесценный ковер.
— Осторожнее! — взвизгнул Оливер.
— Я еду домой, — холодно объявила Монтана. — Ты ведь на машине, Нийл?
Он кивнул.
— Так до вечера! — В ярости она почти выбежала из комнаты.
Джина Джермейн! Боже Всемогущий! Как эта идея взбрела Нийлу в голову? И почему он не обговорил ее с ней, прежде чем сообщать Оливеру?
Она была по-настоящему сердита. «Люди улицы»— это же ее детище! Как Нийл смеет вести себя так, будто ее мнение ни малейшего значения не имеет? После возвращена из Палм-Бич он стал просто невозможен. Угрюм, раздражителен — и пьет, как в прежние дни. Ну, а секс — и думать забудь. Она была так занята, что у нее не хватало времени следить за его настроениями. Она решила, что на него скверно подействовала уклончивость Джорджа Ланкастера, и делала на это скидку.
Он не может не понимать, какой идиотизм заговорить о Джине Джермейн при Оливере, не обсудив все предварительно с ней! А ну его к…!
В подземном гараже служитель пожелал ей доброго вечера.
— Я возьму машину моего мужа, — коротко сказала она. — Мистеру Грею подадите мою.
— Хорошо, мэм.
Он бросился подогнать сверкающий серебряный «Мазератти». Когда он остановил перед ней любимую игрушку Нийла, она дала ему чаевые, мстительно вспомнив, что Нийл не терпит ее маленький «Фольксваген». Ну, так пусть прогуляется пешком!
— Как насчет двадцатки за горячие минутки? — протянула шлюха, плотная крашеная блондинка, забывшая про то, что волосы имеют обыкновение расти — у корней они были черными и грубыми.
— Много, — буркнул Дек, опасливо оглядывая оба конца тускло освещенной улочки.
— За десятку я тебя продую, — объявила она гордо, точно предлагая скидку в супермаркете.
Дек стиснул зубы.
— Этого я не желаю, — прошипел он.
Она поправила бретельку рваного бюстгальтера под пятнистой от пота рубашкой.
— Либо так, либо отваливай. Двадцатку потрахаться. Десятку — продуть. Так чего?
Ему хотелось дать ей по блудливой роже и уйти. Но он не мог.
Она была ему нужна, после Джой не было никого. Ни единой.
— Где? — буркнул он.
— Отель за углом.
Она зашагала, неуверенно покачиваясь на шестидюймовых танкетках. Пересекла улицу и направилась к темному проулку между грязной закусочной и лавочкой, торгующей порнографией.
Дек шагал за ней по пятам, втягивая носом разящий от нее запах пота и дешевых духов. Он только несколько часов назад добрался до Питсбурга, ни разу не остановившись от самого Нью-Йорка. Пикапчик его не подвел. Катил ровно и без перебоев всю дорогу. А как же иначе?. Он здорово поработал, чтобы все наладить. Пришлось потратиться на новые детали. Ну, да он этого и ожидал.
Они свернули в проулок, и шлюха начала фальшиво насвистывать «Элинор Ригби», песню «Битлз». Проулок был темным, в нем воняло гниющими отбросами. Дек шел за насвистывающей женщиной. Ее танкетки громко стучали.
Девки. Шлюхи. Проститутки.
Женщины.
Все одинаковы. Все живут только для одного.
Жадные цепкие лапы. Расслабленные похотливые тела.
Джой была другой. Она никогда не смотрела на него как просто на еще одного Джона. Джой по-настоящему его любила.
Джой…
Первый удар пришелся ему по уху и свалил его на землю, а там его ждал удар в живот кованым носком сапога. Он даже не знал, что бывает такая боль. Он попытался свернуться в клубок, но тут изо рта у него хлынула рвота, принеся с собой стремительно нарастающую ярость, такую же сокрушительную, как пинки, обрушивающиеся на его скорченное тело.
— Давай, забери деньги и чешем отсюда, — услышал он голос шлюхи.
И тут же грубые руки начали рвать его куртку, нашаривая бумажник, пачку долларов — ну что-нибудь.
Они поймали его врасплох, как те двое в Нью-Йорке. Но тем он показал, верно? Ну, и эти получат то же.
С внезапным пронзительным воплем он сделал бросок, обхватил ноги, дернул, стараясь опрокинуть.
Что-то свалилось на него. Он услышал короткое ругательство, а потом приглушенный смех, но тут его голова словно взорвалась, и все кануло в черноту.
Машина произвела на Джой впечатление. Она расплылась до ушей от восторга, когда он заехал за ней через час после того, как она заявила, что хочет прокатиться.
Это был черный «Комара»: влезть в него и завести мотор, закоротив проводку, было парой пустяков. Только бы владелец не вздумал отправиться куда-нибудь на ночь глядя. А так, если Джой не захочет задержаться в Атлантик-Сити надолго, он вернет «Камаро» на стоянку задолго до утра, и никто ничего не узнает. Особенно если он подольет бензина перед тем, как поставить машину обратно.
— Умере-еть! — воскликнула Джой, оглядывая машину, прежде чем забраться внутрь. — Какой умный ковбой!
Он почувствовал себя просто великаном. Кто когда прежде называл его умным?
Летели они в Атлантик-Сити как сумасшедшие — Джой смеялась, визжала и требовала, чтобы он гнал быстрее и быстрее. А приехав, они пошли не на пляж, а в ярко освещенное казино, где Джой, раскрасневшись от волнения, скармливала монеты одну за другой в голодные игровые автоматы.
А потом она захотела остаться.
— Сними нам номер, — прошептала она. — Я хочу потрахаться с тобой в Атлантик-Сити.
Он с тревогой думал о том, что машину надо вернуть на стоянку до утра. Да и родителей он не предупредил, что не придет ночевать. Объяснить все это Джой он не осмелился — она только посмеется над ним, а этого он не выносил больше.
— Я оставаться не хочу, — заявил он категорично.
— Ну, и не оставайся, а я останусь. Мне тут нравится, — ответила она весело. — Завтра меня кто-нибудь подвезет.
Ему не хотелось оставлять ее, но выбора не было, а потому он попрощался с ней на тротуаре в три ночи и увидел, как она, покачивая бедрами, возвращается в казино.
В Филадельфию она вернулась только через полтора месяца. Все это время он просто с ума сходил. Два раза крал машины и уезжал в Атлантик-Сити искать ее, но не нашел.
Он жил ожиданием ее возвращения, а когда она вернулась — очень бледная, с синяками под покрасневшими глазами, — он схватил ее за плечи и тряс, спрашивая, где она пропадала.
— А иди ты! — бормотала она. — Ты мне не хозяин. Я могу делать что хочу.
— Нет, если ты моя жена, так не можешь! — закричал он, вне себя от жгучей ревности. — Я хочу жениться на тебе, Джой. Я хочу о тебе заботиться. И мы всегда будем вместе.
Шесть недель ее использовали мужчины, как им хотелось. Собственно, ее все время используют мужчины, как им хочется. Она устала, ее тошнило, ей стало невмоготу от одного и того же, одного и того же. Ей опротивела жизнь вообще и ее собственная жизнь в частности.