«Продолжим еще недельку».
Как-то раз она просто впилась в очередной снимок. «Вы знаете, кто это?»— спросила она резко, протягивая ему снимок.
Он скользнул взглядом по снимку, на котором Чет Барнс выходил из «Ла Скалы», обнимая за талию медно рыжую женщину в обтягивающем платье, и покачал головой. Глинис Барнс мерила шагами его тесную приемную и что-то бормотала.
«А раньше вы его с ней видели? — вдруг спросила она. — Он у нее ночевал? Что происходило?»
Он понятия не имел. Щелкнув их, он тут же отправлялся домой. И он соврал: «Да, он переночевал. Я оставался до утра — думал, вы одобрите. А время после полуночи оплачивается вдвойне, знаете ли».
«Неважно, — отрезала она. — А теперь мне от вас надо вот что».
Она назвала женщину. Карен Ланкастер. Ему это имя ничего не сказало, пока он не вспомнил про Джорджа Ланкастера и не узнал, что она — его дочь.
Глинис с самого начала подозревала, что ее неверный муженек втюрился в Карен. А теперь, удостоверившись, загорелась желанием доказать ему, какая Карен шлюха.
«Следите за ней, — распорядилась она. — И представьте мне хорошие снимки. С деталями. Следите за ней круглые сутки. Мне все равно, во что это обойдется».
Дня два спустя он проследил Карен до ее пляжного домика.
И добыл горяченькие снимки. Сначала он рискнул извести катушку пленки, снимая через стеклянную стену, как она кувыркалась в постели с мужчиной. А потом запечатлел ее с дружком в океане.
Но лишь позже, проявляя снимки, он сообразил, что дружком был Росс Конти. И что у него в распоряжении кадры, которых поклонники и поклонницы Конти еще не видели!
Отдать эти фото Глинис Барнс было бы чистым безумием, решил он. Зачем довольствоваться жалкими сотнями, когда можно выручить тысячи?
Он выждал неделю, а потом, к большой досаде Глинис Барнс, отказался вести слежку дальше.
Он еще выждал, а потом увеличил наиболее удачные снимки и отправился на розыски Росса Конти. Это затруднений не составило: он просто купил дешевую карту с указанием резиденций кинозвезд. И вот они — Конти в одном столбце с Тони Кертисом и Джимми Карсоном.
Затем рано поутру он поставил машину напротив дома Конти и начал ловить удобный момент.
Прошли три горничные, болтая по-испански и хихикая.
Молочник доставил двенадцать кварт апельсинового сока и шесть картонок молока.
Из дома вышла женщина, села в бледно-голубой «Мерседес», выехала на улицу, передумала, подъехала назад к дому, снова вышла и умчалась.
Он терпеливо ждал и был вознагражден появлением Росса Конти в его «Корнише» всего лишь через двадцать минут. Он проследил «Корниш» до квартиры Карен Ланкастер в Сенчюри-Сити и обрадовался: значит, они еще не остыли друг к другу.
Позже, когда Росс Конти снова сел за руль своего приметного золотого «Корниша», Литтл С. Порц тотчас пристроился за ним.
В квартире у Рэнди воняло лосьоном «О Саваж», дезодорантом Ива Сен-Лорана и туалетной водой Жана Нате.
— Терпеть не могу эту хреновину, — сказал Бадди, сосредоточенно отжимаясь от пола на одной руке.
Рэнди вышел из ванной в одних коротеньких трусиках.
— Какую хреновину? — спросил он.
— А все дерьмо, что ты на себя брызгаешь. Не знаешь, что ли, — от этой гадости можно рак заработать? — Он бросил отжиматься и плюхнулся на живот. — Черт побери, мне, знаешь, что-то нехорошо. Наверное, надышался этой ядовитой пакости.
— Не нравится, так катись к…
Бадди поднялся и, почувствовав слабость, прислонился к стене.
— Ночью спал не очень хорошо. Приснился настоящий кошмар… и как будто все по-настоящему. Я…
Рэнди прервал его повелительным жестом.
— Незачем мне рассказывать. Меня свои сны не волнуют, так чего ради твоими интересоваться?
Бадди подошел к холодильнику.
— Никогда у тебя ничего нет поесть, — проворчал он.
— Господи. Ты хуже любой жены! Перебрался бы к Шелли и попробовал бы ее завести своими жалобами.
— В том-то и беда. Я завожу ее не только этим. А у меня нет настроения закручивать еще один роман. Уж как Ангель со мной обошлась, так…
— Да перестань ты, — обрезал Рэнди. — У меня своих забот хватает, обойдусь и без твоих неприятностей. Ты захотел спать у меня на полу — я тебя пустил. Захотел занять у меня денег — я дал тебе взаймы. И вот за это избавь меня от бесконечного трепа про свою разнесчастную жизнь.
— Благодарствую. Хорошо, когда есть друзья.
Рэнди пребывал в паршивом настроении с тех самых пор, как Бадди сказал, что тоже идет на прием в честь Ланкастеров.
— Держись от нас с Мэрли подальше, — предупредил Рэнди, беспокоясь, что выплывет его прошлое.
Неужто этот кретин думает, что он подойдет и ляпнет: «Эй, Мэрли, рад познакомиться. А знаешь, что раньше мы с твоим дружком проститутничали на пару?» Черт! Да он не меньше Рэнди хочет об этом забыть.
Позвонив, как он это делал каждый день, Инге, Бадди услышал обычное: «Они твою кандидатуру рассматривают. Ты им очень нравишься. Ты и вправду всеобщий фаворит». Какой еще фаворит, если недели идут и ничего нового? Может, Инга ему лапшу на уши вешает. Может, роль уже отдали кому-то другому.
Может, и надеяться не на что…
— Ангель! — пробормотал Бадди ее имя. — Зачем тебе было бросать меня?
Монтана ехала в Беверли-Хиллз, но мысль о том, что сейчас она пойдет по магазинам и купит себе обновку специально для приема в честь Джорджа Ланкастера, ее не веселила. Она была вне себя от его высокомерия и грубости. Да что он, собственно говоря, о себе воображает? Стареющая суперзвезда, чья слава уже пошла на убыль, — вот он кто. А вот Оливер с Нийлом здорово подвели ее. Оливер лебезил, как новоявленный Урия Хил наших дней, а Нийл присосался к виски, как к материнской груди.
Несколько раз за последние дни она пробовала говорить с Нийлом, но от ее попыток начать серьезный разговор он отделывался резкими высказываниями по поводу сценария, в результате чего вспыхивали бурные споры, которые сбивали ее с толку.
И неожиданно получалось, что ей приходилось с пеной у рта отстаивать сцены, которые он хотел убрать. Важные сцены, против которых он раньше не возражал.
Она приходила в полное расстройство и собой не владела. Да что происходит, черт побери? Почему все становится мерзким?
«Людей улицы»— ее детище — потихоньку у нее отбирают. Сценарий писала она, а получается, словно это и не ее слова. Да, практически все роли в фильме, кроме главных, распределила она — ну и что? Теперь-то это будет фильм Джорджа Ланкастера, а таких, как он, она всегда терпеть не могла. С огромным самомнением, грубый, убежденный — хотя это полнейшая чуть, — будто мужчины существа более высокого порядка, чем женщины.