– Впервые за свою карьеру ты играешь по-настоящему блестяще, – сказала она. – Если сейчас рассредоточишься, все пойдет насмарку. Можешь мне верить.
Он ей верил. Такой женщины, как Кларисса, в его жизни еще не было. Ее магнитное поле затянуло его в такую паутину, из которой не хотелось выбираться. С Клариссой Браунинг он был не просто неотразимой суперзвездой с пугающе голубыми глазами, который умеет нравиться дамам. Он был настоящим мужчиной, с искренними чувствами. И при этом – блестящим актером.
Самодовольный, сексуальный и добродушный Мэннон Кейбл взял тайм-аут. Кларисса научила его сводить чувства в одну точку и больше заботиться о себе.
– Ты слишком со всеми любезен, – говорила она. – Вот все и ходят по тебе и тебя же считают дураком.
Это было для него открытием. Он немного подобрался, взял позу легкого отчуждения, перестал быть таким непритязательным и добродушным.
– А ешь ты, как дикий зверь, – объясняла она ему. – Никакого жареного мяса, никакого сахара, никакой соли, никакого алкоголя.
– Эй… – хотел было возразить он.
– Можешь мне верить, – терпеливо говорила она. Это было ее любимое выражение.
Он верил ей и знал, что ее советы действуют, в жизни он не чувствовал себя в такой прекрасной физической форме.
Но помешать ему поехать к новорожденному сыну она не могла. Разве он не имеет права порадоваться своему первенцу? Даже если он и собирается разводиться с Мелани-Шанной, как только адвокаты дадут ему зеленый свет? Поэтому, несмотря на возражения Клариссы, он полетел в Лос-Анджелес. Ее это не обрадовало.
– А ты чем займешься? – спросил он перед отъездом.
– Обо мне не беспокойся, – ответила она ледяным тоном.
– Не хочу, чтобы ты сердилась.
– Я и не сержусь.
Он видел, что она сердится, но решил: вернется в Пуэрто-Валларту, тогда все и уладит.
Кларисса заключила союз с Норманом Гусбергером.
Он приехал в Аризону помочь Уитни Валентайн, но стоило Клариссе выяснить, какой он мастер в своем деле, она решила заполучить его для себя. Позвонив Хауэрду Соломену, она потребовала Нормана в свое исключительное распоряжение до конца картины.
– Ты же всегда против всякой рекламы, – озадаченно заметил он. – Зачем тебе Норман?
Она не стала говорить, что вот такой у нее каприз – утащить его у Уитни. Ответила одним словом:
– Затем.
Хауэрд прекрасно знал: если звезда говорит «затем» – спорить бесполезно.
– Получишь, – сказал он отрешенно… как-то к этому отнесется Уитни?
Сам Норман заскакал от восторга. Кларисса Браунинг была его идолом. Он считал ее выдающейся актрисой своего поколения и ставил в один ряд с Мерил Стрип и Ванессой Редгрейв.
Хауэрд Соломен лично позвонил ему по телефону с этой новостью.
– С Берни я уже все обговорил, – сообщил он. – Так что делайте все, о чем она попросит, и держитесь возле нее.
Зато Кори никакого восторга не испытал. Норман уехал на два дня, а может застрять на месяц.
– То есть ты сейчас не вернешься? – спросил он взволнованно.
– Не переживай, – ответил Норман. – Я все устрою и на несколько дней выпишу в Пуэрто-Валларту тебя. А пока собери мне чемодан и отправь со следующим рейсом.
Трехдневный перерыв между съемками – переезд на новое место – Кларисса и Норман провели вместе, и сексуальные пристрастия Нормана существенно изменились.
– Неужели вы и вправду гомосексуалист? – поддразнила она его – дело было в тот самый вечер, когда уехали и Мэннон, и съемочная группа. Они, полностью одетые, лежали на кровати в ее люксе, поглощая гремучую смесь из виноградного сока, водки и джина.
– Да.
Мало кто отваживался обсуждать с ним эту тему.
– Перестаньте, – лениво проговорила Кларисса. – Откуда вы знаете?
В горле у него пересохло.
– Так было всегда.
– Всегда?
Он снова кивнул.
– Вы хотите сказать, что у вас никогда не было женщины?
Холеными пальчиками она провела по его щеке.
Покачав головой, он вспомнил, какие громы и молнии метала его мать, когда обнаружила у него под подушкой номер «Пентхауза». Ему тогда было тринадцать лет! – Мерзость! – гудела она басом – Порнография! Хочешь вырасти таким, как твой отец, и кидаться на любую дешевку, готовую раздвинуть ноги?
Нет. Походить на Орвилла он не хотел. В их огромном особняке, где кроме их троих жили еще четверо слуг-филиппинцев, грозные баталии не были редкостью. Он видел и слышал, с какой яростью родители набрасывались друг на друга. И когда однажды к нему подкатился выпускник школы «Беверли-Хиллс», он подумал: а что, пожалуй, это спокойнее и надежнее. Если он не хочет походить на Орвилла, надо резко сменить курс. И этот другой курс оказался поразительно приятным.
Оставив в семнадцать лет школу, он уехал в Нью-Йорк и на несколько лет погрузился в бурные волны моря гомосексуалистов. Родители пришли в ужас, когда узнали, что он «педрилло» (выражение Орвилла) и «извращенец» (характеристика Кармел), но в принципе были довольны, что он предпочел врастать в жизнь вдали от родительского надзора. Они посылали ему деньги и давали понять: чем дольше он будет держаться от них на расстоянии, тем лучше.
Когда он, наконец, решил, что можно и поработать, Орвилл подыскал ему место в филиале компании «Брискинн энд Бауэр», в Сан-Франциско. Оказалось, он словно создан для предложенной ему работы. Реклама, связь с общественностью – это было его призвание.
Встретившись с Кори, он почувствовал – надо возвращаться домой, и на унаследованные деньги без проволочек купил дом в районе Голливуда. Вести совместное хозяйство с Кори – это требовало от Нормана немалого напряжения сил. Он был кузнечиком – ему требовались новые партнеры, это его возбуждало. Пока ему удавалось оставаться верным Кори – надолго ли?
– Вы даже не представляете себе, от чего отказываетесь, – мягко проговорила Кларисса, и пальцы ее поползли вниз, к пуговицам его рубашки.
Он натужно засмеялся – интересно, чего она хочет? Кларисса Браунинг – звезда, обладательница «Оскара». У нее есть Мэннон Кейбл – что ей нужно от него?
– Вы очень красивы, Норман, – сказала она, легонько коснувшись его обнажившегося соска. – Как можно так не пользоваться…
– Чем не пользоваться?
Голос его надломился. Он прекрасно знал, что она имеет в виду. Еще бы – его мужское начало активно давало о себе знать. Боже, подумал он, неужели я ее хочу?
– Вас никогда не интересовало женское тело? – спросила она хрипловато. – Понятно, вы видите его на фотографиях, но потрогать его, вкусить, учуять аромат – для этого фотографии мало.