Наконец наступило утро. Меня уверенно возвращало к полному бодрствованию нещадно лучистое солнце, а вот Грицкого, по всей видимости, чуть свет поднял будильник. Он вышел на крыльцо в начале шестого, удовлетворенно потянулся, поглазел по сторонам и снова исчез за деревянной дверью. Вновь он появился лишь через полчаса, но теперь уже в полной боевой готовности: одет и выбрит. Он спустился с крыльца и заторопился куда-то по узенькой улочке. Мне не оставалось ничего другого, как оставить машину и двинуться за ним следом пешком.
Никогда не видя до того форточника вблизи, я теперь вынуждена была не только на него смотреть, но еще и следить за его действиями. Честно признаться, первые несколько минут мне это даже было интересно, так как я изучала худощавую фигуру взрослого мужчины и пыталась представить его себе влезающим в довольно маленькое отверстие форточки. Получалось плохо, но это потому, что я не имела ни малейшего представления о том, какие акробатические номера могут проделывать люди его профессии. Может, стоит почаще ходить в цирк?
Я тряхнула головой, отгоняя посторонние мысли, и вернулась к своим прямым обязанностям — сосредоточила внимание на преследуемом. Вор-форточник вяло плелся по улице, нехотя переставляя ноги и даже не глядя по сторонам. Грицкий казался на вид рано состарившимся человеком. Но я видела, что в нем странным образом сочетается худоба не способного ни на что старика с внутренней энергией, которую мужчина упорно прятал от посторонних глаз. Не знай я, чем промышляет этот тип, то, встретив его на улице, приняла бы если не за оголодавшего бомжа, то уж точно за больного-дистрофика.
Нет, ну разве можно быть настолько худым? Кожа да кости. На нем одежда болтается, как на швабре тряпка. Впрочем, если подумать, то и худоба, и одежда — это все дань профессии. Будь мужчина чуточку толще, он бы не только в форточку, при всей его гибкости, но и в окно бы не сразу пролез. Или одежда: стоит ему одеться по размеру, так ведь после кражи некуда будет прятать ворованное. Я подумала, что на всем этом барахле, которое надето сейчас на Грицком, с обратной стороны наверняка имеются потайные карманы.
Изучив своего подозреваемого с ног до головы, я понемногу стала уставать от бесполезного преследования по улицам города. Мне казалось непонятным, почему Длинный бестолково слоняется по улицам, причем одним и тем же, и ничего не предпринимает. Или, может, это у него зарядка такая утренняя?
Через несколько минут я поняла, что никакая это не зарядка, просто Грицкий ждал сигнала. Им оказался телефонный звонок на сотовый. Вот уж не думала, что у этого типа еще и мобильник имеется. После звонка вор моментально преобразился, выпрямился и уже более целеустремленно куда-то пошел. Я тоже приободрилась и подалась следом.
Мы вернулись назад, почти к дому Грицкого, вышли к остановке и стали ждать автобус. Мне нужно было сделать все, чтобы, сейчас заметив меня, Длинный впоследствии меня не узнал. И я распустила волосы по плечам, постаравшись разбросать их так, чтобы они скрывали часть лица. Одежду я изменить не могла, а потому пришлось положиться на волю случая.
Вскоре подошел нужный автобус. Я пропустила в него Грицкого первым, дала войти еще нескольким людям и только затем втиснулась сама. В результате я оказалась висящей на нижней ступеньке, но зато меня не было видно тем, кто стоял на площадке и в салоне.
Едва дыша, уткнувшись лицом чуть ли не в пупок какому-то жутко воняющему потом мужлану, я пыталась прикинуть, как долго мне еще терпеть это мучение. Маршрут автобуса проходил через два рынка, и можно было предположить, что Длинный выйдет возле одного из них, и желательно бы, чтобы на ближнем. Больше в этом автобусе ехать ему было некуда, учитывая, что маршрут пролегал мимо кладбища, ипподрома и каких-то заводов.
Минут через пятнадцать мое предположение относительно рынков подтвердилось, так как в салоне заерзали, и я заметила, как Грицкий пробирается к выходу. Следовало приготовиться и мне. Я быстренько достала из сумочки кошелек, отсчитала мелочь и протянула кондукторше, зорко присматривающей за всеми, кто собирался на выход. Взамен я получила ненужный билетик.
Наконец автобус остановился, и я буквально выпала из него. Вышел и Длинный, бросив на меня равнодушный, ничего не значащий взгляд, и заковылял в сторону торговых рядов. Я выждала несколько минут и направилась следом, стараясь держаться на определенном расстоянии. Но как только мы дошли до рынка, пришлось заметно сократить дистанцию, так как здесь ничего не стоило потерять «ведомого» из виду. Я едва успевала разглядеть мелькающую в толпе бритую макушку Длинного, чтобы определить, куда следует двигаться далее.
Так мы болтались между торговыми рядами, и только через пятнадцать минут Грицкий, на мое счастье, вышел за пределы рынка и поплелся в сторону другой автобусной остановки. Я не сразу поняла, зачем ему вообще потребовалось сюда приезжать, если он так ничего и не сделал, а просто бесполезно шатался среди посетителей рынка. Догадка о причине такого поведения появилась лишь после того, как я заметила крепко зажатый в руке Грицкого листок бумаги.
«Записка! — все поняла я. — Он приезжал на рынок именно за запиской. И может быть, чтобы передать свою. Как же я раньше не сообразила. Наверняка вскоре у него состоится встреча с кем-то, — сделала я вывод, неотступно продолжая следовать за Грицким, теперь еще более осторожно. — Наконец-то я что-то узнаю».
Немного порадовавшись новым фактам в моем расследовании, я заметила, что Грицкий почему-то начал озираться по сторонам, и мне пришлось торопливо нырнуть за угол какого-то дома. Постояв за ним минутку, я осторожно выглянула и успела заметить, что перед одним из мусорных баков кружатся на ветру маленькие кусочки какого-то листка, а сам подозреваемый преспокойненько удаляется. Догадавшись, что Грицкий уже прочел записку и избавился от нее, я решила прекратить слежку. Дождалась, когда вор скроется из вида, и ринулась к мусорным бакам.
Первым делом я принялась отгонять от них ковыряющегося в отходах бомжа, как раз собиравшегося перевернуть содержимое того бачка, в который только что была выброшена весьма нужная мне записка. Бомж, конечно же, воспротивился, стал громко кричать, что это его территория, предлагать мне поискать себе другое место для кормежки, так что мы с ним едва не подрались. Видел бы кто эту сценку: девица, можно сказать, из высшего общества и грязный, вонючий, вшивый бомж делят баки с помоями. Ну и отстой! А куда деваться? Работа у меня такая.
Кое-как отогнав бомжа от нужного мне бака, я принялась собирать куски изорванной записки, стараясь не думать о том, в чем сейчас ковыряюсь, понимая, что ни к чему хорошему такие мысли не приведут. А тут еще какие-то прохожие масло в огонь подливать стали, останавливаясь и тыча в меня пальцами. Смешно им, видите ли. Ну да ничего, я за свою работу двести долларов в день беру, а им за такие деньжищи работать и работать. Так что еще надо посмотреть, кому из нас больше повезло.
Покончив с проверкой содержимого мусорного бака и вроде бы собрав все кусочки мелко порванной записки, я собралась было поскорее покинуть мерзкое место и поискать другое, где бы можно было помыть руки, да не тут-то было. Прямо передо мной выросли три зачуханных и ужасно смердящих бомжа. Одного из них я уже знала, так как несколько минут назад сама прогнала его прочь. Намерения ребяток были мне вполне ясны — я посягнула на чужую территорию, значит, придется расплачиваться.