Собственно, это было понятно — у тех, кто знал обо всем, видимо, у самих рыльце в пуху.
— На какой яхте? — упавшим голосом выговорила Инесса. — На нашей?
— На вашей! — насмешливо кивнула ей Даша. — Только ваш муженек ее не с той целью использовал, с какой вы думаете. Он там с Ольгой встречался!
— Господи, я ничего не понимаю, — заплакала Инесса. — Кассандра, что происходит?
Подруга, сама ничего не понимавшая, даже несмотря на свой «божий дар», сидела как окаменевшая и только машинально поглаживала Инессу по руке.
— Хватит! — хлопнула ладонью по столу Ольга. — Что ты можешь рассказать, если до конца ничего не знаешь? Дура я сама, что рассказала тебе! Доверилась как подруге! Молчи лучше, я сама все расскажу.
* * *
Ольга Красильникова выросла в простой рабочей семье: мать трудилась на птицефабрике, отец на заводе. Еще подрастал брат Ромка. До определенного момента все было так, как и во многих российских семьях. Но развалился Советский Союз, встали заводы и фабрики, зато появились многочисленные магазины, ларьки и различные «ООО» и «ЧП». Родители Ольги, подобно многим россиянам, основную часть жизни прожившим в советской стране, не были готовы переключиться на новые реалии и удачно вписаться в них. Да и была ли в этом их вина?
Отец стал попивать, потихонечку спуская накопленные многолетним трудом деньги с книжки, которые вскоре уже ничего и не стоили. Зарплату ему не платили месяцами, а когда выдавали, то она расходилась за два дня, и снова наступали полуголодные дни. Мать разрывалась между своей фабрикой и мытьем подъездов в их доме, а еще порой бралась шить кому-нибудь из своих знакомых. Но денег все равно не хватало.
Ольга к тому времени оканчивала девятый класс. Мать настаивала, что нужно идти учиться дальше, но девочка уже решила, что это совершенно ни к чему. Какой смысл учиться еще два года в школе, а потом пять или шесть в институте, если можно устроиться продавцом или официанткой и за одну ночь зарабатывать столько, сколько мать за месяц? Одна из ее знакомых, чуть постарше, устроилась официанткой в казино, и теперь ее было не узнать. Про деньги эта девушка даже не думала — они были у нее всегда. И Ольга отчаянно ей завидовала и мечтала только об одном: поскорее уйти из школы.
Конечно, пришлось все-таки поступить в училище — в швейное, чтобы хоть как-то успокоить мать. Учеба Ольгу волновала мало: шить она не любила и не собиралась заниматься этим всю жизнь. А работать можно и ночью — в том же казино, например. Или в магазине круглосуточном: сутки отработаешь, трое отдыхаешь. Ну подумаешь, придется пропустить занятия, заработок-то важнее.
Однако в казино Ольгу не взяли. Не взяли и в магазин. Она устроилась в ларек неподалеку от дома, торговавший различной мелочовкой. Уже через две недели была обнаружена недостача, и директор потребовал ее возместить. Правда, потом смягчился и сказал, что будет постепенно вычитать деньги из зарплаты. Но зарплата оказалась вовсе не такой, о какой грезилось девушке. А после вычетов от нее вообще остались сущие гроши. То же самое было и со второй зарплатой. Через полтора месяца Ольга перебралась в другой ларек. Там вроде бы все шло тихо-мирно, без недостач, но и здесь ее постигла неудача: вскоре ларек и еще три таких же сожгли. Придя утром на работу, Ольга увидела лишь обгоревший каркас и ходившего вокруг хозяина. Рядом с ним топтались такие же бедолаги. На третьем месте работы Ольге не повезло больше всего. Снова недостача. И нынешний хозяин оказался далеко не таким лояльным, как первый. Он в категоричной форме потребовал возмещения ущерба, пригрозив, что расскажет Ольгиным родителям, что она спит со всеми своими сменщиками, курит и пьет, поэтому у нее и случилась недостача. А потом предложил коротко и по-деловому: спать с ним — и вопрос с долгом будет решен. Ольга немного подумала и согласилась. Так в неполные шестнадцать лет она потеряла невинность.
Будучи совсем наивной, она не догадывалась тогда, что недостачи зачастую устраиваются самими хозяевами или напарниками по работе, а потом делятся на всех. И что она, работая без оформления каких-либо документов, может просто послать своего хозяина куда подальше, развернуться и уйти. Да еще и ему пригрозить за кучу нарушений.
Через какое-то время она уже не жалела о сделанном. Став любовницей хозяина, девчонка получила некоторые льготы: недостачи у нее прекратились, с нее не требовали драить в ларьке полы и подоконники, таскать на себе тяжелые коробки с сигаретами и шоколадками, а кроме того, хозяин и сам стал подбрасывать ей то деньжат, то какие-нибудь подарки. Подарки были, в сущности, пустячными, но тогда Ольге и это нравилось. По крайней мере, она перестала питаться лишь пустыми макаронами и картошкой, как ее семья.
Тем временем отца сократили на работе, и для них с матерью настали совсем тяжелые дни. Не из-за денег — их и так не было, — а из-за того, что отец стал пить все сильнее и сильнее. Уже не попивать, а пить, ежедневно по-черному, не просыхая… Через полгода с ним случился инсульт, и он умер в больнице. Почерневшая от горя и усталости мать как могла схоронила его и какое-то время ходила в отупении, механически совершая насущные дела. Естественно, в таком состоянии ей было не до того, чтобы поинтересоваться, как продвигается учеба у дочери. К тому же подошла Ромкина очередь оканчивать школу. Ну этот сразу же заявил, что он уезжает поступать в театральное училище. У матери уже не было сил спорить, и она просто махнула рукой.
Ромка уехал, Ольга с матерью остались вдвоем. Стало и легче, и труднее одновременно. С одной стороны, уже не нужно было кормить так много народа, а с другой — стало очень одиноко. Но постепенно мать начала оттаивать. И все пристальнее смотреть на свою дочь. Она вдруг заметила, что Ольга стала одеваться в наряды, которых раньше у нее не было. У дочки даже появились дешевенькие, но все же золотые сережки. Со своей чисто символической стипендии в училище она явно не могла себе позволить этого. Мать попыталась с Ольгой поговорить, та отмахнулась, и мать пошла в училище. И вот тут выяснилось, что учебу ее дочь часто прогуливает, с прошлой сессии на ней висят четыре «хвоста» и что если она их не ликвидирует к осени, то будет отчислена…
Не успел угаснуть скандал с дочерью по этому поводу, как кто-то из соседок по дружбе сообщил матери, что видел Ольгу, торгующей в ларьке. И при этом она сидела на коленях у какого-то парня.
— Помощница выросла, — умильно улыбнулась соседка и заспешила домой.
Мать словно окаменела. Подобное вообще не укладывалось в ее голове, и она даже не знала, с чего начать разговор.
Ольга ничего отрицать не стала, более того, заявила, что бросать работу не собирается, так как на материной шее далеко не уедешь, что она будет и дальше добиваться того, чтобы повысить свой материальный уровень — пускай хоть через сотни постелей. А из училища ее не отчислят, потому что она и сама уйдет оттуда.
Такое откровение, конечно, явилось шоком для матери. Но, измучившись за много лет полунищенского существования, она вдруг прекратила переубеждать дочь. Тем более что Ольга в разговоре пыталась все же воздействовать на мать разумными аргументами, главным из которых был: «Я стараюсь, чтобы тебе стало легче, чтобы потом ты отдыхала, а я тебе помогала».