— Может, если я лягу спать с мыслью о том, какой прекрасный вечер провела с тобой, этого больше не случится, — улыбнулась Сара.

Лэнса опечалила ее несерьезность.

— К сожалению, Амелия, естественно, что ты переживаешь смерть своих родителей. Вряд ли такое можно избежать, но когда ты захочешь поговорить, я всегда к твоим услугам.

Сара подумала, что сейчас не следует ей улыбаться, надо показать свою печаль.

— Спасибо, — прошептала она и опустила глаза. — Мне становится легче, когда ты просто рядом. — Сара вздохнула и положила голову Лэнсу на плечо.

У Лэнса снова возникло неприятное чувство, что Амелия принимает его совсем не как друга, и ему стало неловко. Последние несколько дней Лэнс думал о том, как осторожно дать Амелии понять, что он будет ей только другом и на большее она рассчитывать не должна. Наконец он решил пригласить кого-нибудь на свидание. Лэнс несколько раз встречался с Оливией Хорн. Она работала клерком в том же банке, что и он. Приближался Праздник урожая, который проходил, когда срывали первые колосья, и Лэнс решил, что пригласит Оливию. Тогда подопечная его родителей поймет, что его интерес к ней чисто платонический.

У Лэнса не было чувства, что он использует Оливию, она действительно нравилась ему, и он надеялся, что их отношения могут перерасти в нечто гораздо более серьезное.

Сара посмотрела на Лэнса. Ей отчаянно хотелось поцеловать его, но она не осмелилась даже пошевелиться.

— Я должен отвезти тебя домой, пока ты не простудилась, — проговорил Лэнс и убрал руку с плеча Сары. Когда молодой человек направил лошадь к дому, девушка еще раз взглянула на звезды, но они исчезали за набегающими на небо облаками. Будут и другие ночи… я уверена в этом, подумала она.

Глава 10 Кейп-дю-Куэди

— Не знаю, что случилось с Сисси, — проворчал Эван после завтрака. — В последнее время она стала слишком капризной.

— Наверное, виной тому ее возраст, — заметила Амелия. Она выгребала золу из старой печи, поднимая тучу пыли.

— А при чем здесь ее возраст? — бросил Эван.

Он не мог спокойно наблюдать за работой Амелии, всегда терял терпение. По сравнению с его милой Джейн она была совершенно неспособна к домашней работе.

Амелия повернулась к нему. Ее щеки и нос были в черных пятнах от золы. Эван сидел за столом с Майло на коленях. Амелию раздражало, что он так откровенно баловал вниманием своего сына.

— Девочки всегда становятся раздражительными и своенравными на пороге зрелости. Это просто период взросления. Этот период пройдет, но пока вам придется набраться терпения.

— Откуда ты столько знаешь? У тебя были младшие сестры?

— Я… не знаю. — Амелия думала об этом сотни раз, но не могла ничего вспомнить о своей семье. — Раз уж мы коснулись темы девочек, — продолжала она, — то ваши дочери не проявляют ни малейшего интереса к учебе. Было бы замечательно, если бы вы как-нибудь поощряли их.

— Им нужно знать одно — как сделать своих мужей счастливыми. А какую пользу принесет им знание столиц Америки или Англии?

Амелия смотрела на Эвана. Она была уверена, что именно такое отношение отца к учебе расхолаживает девочек.

— А вы знаете? — спросила она.

Эван на мгновение словно застыл.

— Нет, и могу сказать, что это не принесло мне никакого вреда. Я бы попросил тебя научить моих девочек готовить и шить. Вот что им было бы полезно, но поскольку тебе самой нужно этому учиться, я только впустую трачу слова.

Амелия подавила приступ гнева. Ей давно стало ясно, что Эвану бесполезно объяснять что-либо. У нее появилась новая идея.

— Я бы хотела, чтобы у нас была музыка. — Амелия не знала почему, но мечтала послушать музыку.

— Музыка! Это еще зачем?

— Музыка — это замечательно. Она может пробудить у детей интерес к учебе и, возможно, помочь развитию способностей к искусству.

— К искусству! Ты сошла с ума, женщина?

— Нет, я в своем уме. Нет ничего плохого в том, чтобы быть разносторонне развитым человеком.

— А ты не заметила, то здесь поблизости нет ни картинных галерей, ни концертных залов?

— Чтобы послушать музыку, не обязательно идти в концертный зал. Я уверена, что у многих дома есть музыкальные инструменты. Детей надо поощрять обучению игре на любом инструменте, пусть даже не самом простом. Музыка смягчает душу, и вашим детям это вовсе не помешает.

В дверях дома стоял Габриель. Он слышал большую часть разговора, и понял, почему у Эвана такой вид, что он вот-вот готов взорваться. Габриель прокашлялся, чтобы его заметили.

— Я слышал, здесь кто-то говорил о музыке…

Амелия повернулась, и ее сердце забилось быстрее.

— Да, я только что говорила Эвану о своем желании дать детям послушать музыку.

Эван сжал зубы.

Габриель знал, что он думает о Джейн. Иногда он был в доме, когда Джейн пела детям колыбельную, укладывая их спать. Эван любил слушать ее пение, и хотя он никогда не признавался в этом, от ее песен ему становилось хорошо на душе.

— В кладовке стоит пианола, — сообщил Габриель.

— Неужели? — обрадовалась Амелия.

— Да, ее оставил там прошлый смотритель. Пианола принадлежала его жене, и они должны были вернуться за ним еще месяц назад. Я сомневаюсь, что они теперь приедут, могу, правда, и ошибаться. Но мне кажется, что они не будут возражать, если мы на время одолжим инструмент.

— Это было бы замечательно. — Амелия позвала девочек. — Вы бы хотели послушать музыку? — спросила она их.

— Музыку! — повторили они восторженно. Они никогда не слушали музыку, но, кроме Майло, помнили, как мама иногда им пела.

— Ну что ты наделал? — возмутился Эван.

— А что в этом плохого, Эван? — удивился Габриель. — Это может быть полезно для девочек и Майло. Пойдем принесем пианолу.

— Сейчас?

— А почему нет?

Эван разозлился, а девочки завизжали от восторга.

— Тихо, — прикрикнул он, и девочки замолчали, опасаясь гнева отца.

Очень неохотно Эван помог Габриелю принести пианолу к нему в дом. Она оказалась такой тяжелой, что пришлось позвать на помощь Эдгара. Амелия стерла с инструмента пыль, повернула заводную ручку, и музыка наполнила маленький домик. Роза немедленно спросила, можно ли повернуть ручку, и Амелия позволила ей это сделать.

Мелодия называлась «О, мой папа». От этого мотива у Амелии почему-то выступили слезы. Она вытерла их. Вероятно, это были слезы радости оттого, что она снова слышит музыку.

Габриель подошел к девушке, взял тряпку из ее рук и уголком материи стер пятна золы с ее щек и носа. Он сделал это так трогательно, что Амелия не почувствовала никакой неловкости. Звуки мелодии наполняли ее сердце, и она не смогла удержаться, взяла Габриеля за руку и начала вальсировать с ним по комнате. Он чувствовал себя неловко, а она танцевала легко и грациозно, словно делала это каждый день. Эдгар захлопал в ладоши и широко улыбнулся.