На этой картине было прохладно, но совсем не так холодно, как в лесу. До них не доносилось ни ветерка. Небо нависало над головой, будто бледно-серый купол. Ни луны, ни звезд, ни следа заката.
Горацио нетерпеливо шагал туда-сюда по траве.
– Если бы вы двое не тратили время зря, – проворчал он, – мы бы уже давно со всем разобрались. Вставайте и идите за мной.
Олив с Мортоном поднялись на ноги и отряхнулись, изо всех сил стараясь не глядеть друг на друга.
– Это нехороший кот, – буркнул Мортон.
– Ну, ему я доверяю больше, чем тебе, – огрызнулась Олив. – Ты уж точно ничего полезного пока не предложил.
Мальчик оскорбленно вскинул растрепанную голову и потопал за Горацио.
Кот провел их по полю к ряду домов; его пушистый рыжий хвостище развевался, как знамя. Трава под ногами Олив была мягкой и слегка влажной от росы. Поле перечерчивали парящие в недвижном воздухе полосы тумана.
Постепенно Мортон перестал топать и засеменил, оглядываясь вокруг и едва не спотыкаясь о подол ночной сорочки.
– По-моему, я знаю эту улицу, – произнес он медленно, глядя вперед. – Мне кажется, я тут когда-то был.
Так гуськом они добрались до края поля, и Горацио провел детей вдоль домов. На картине здания казались крошечными и простыми, но вблизи Олив увидела, что все, стоящие по обе стороны широкой, пустой дороги, постройки как одна – огромные и старые, с резной деревянной отделкой, толстыми колоннами и узорными витражными окнами всех форм и размеров. Двери были плотно закрыты. Никто не играл на лужайках. Не горели лампы в окнах. И все же Олив, кажется, заметила, будто сквозь щели в ставнях и занавесках их разглядывает множество лиц. Но стоило ей повернуться, чтобы проверить, как лица исчезали.
– Я точно знаю эту улицу, – прошептал Мортон.
Странно, но Олив тоже ощутила, что знает это место. Улица казалась знакомой, но непривычной, как это бывает во сне.
– Горацио, – спросила она, – что это за места?
Кот слегка пожал плечами.
– Просто места, – сказал он, не оглядываясь. – Иные.
Перед трехэтажным деревянным домом Горацио внезапно остановился. В тусклом свете дом выглядел серым, но днем мог оказаться какого угодно цвета. Его ограждал невысокий деревянный заборчик с негостеприимно запертой калиткой. Дом был тих и, определенно, пустовал. Окна глядели на них, словно зеркала, в которых никогда ничего не отражалось.
– Зачем мы тут остановились? – спросила Олив.
– Это мой дом, – тихонько произнес Мортон.
Горацио молча наблюдал за ними.
Олив снова посмотрела на дом. Она определенно его раньше видела. И видела множество раз. Это был дом миссис Нивенс.
Резко развернувшись, она оглядела улицу. Да – вон там, следом, дом миссис Дьюи с широким передним крыльцом. А по другую сторону – кирпичный дом со слуховыми окошками в крыше. Огромный дуб, росший у него на лужайке, здесь был лишь тощим саженцем. Некоторые другие дома тоже казались знакомыми, отличались лишь окраской и мелкими деталями, но были и такие, которых она вовсе не узнала.
Взгляд Олив остановился на участке рядом с домом миссис Нивенс. Там, где должен был быть старый каменный дом – ее дом, – зияла брешь. Это была Линден-стрит, но очень-очень древняя Линден-стрит, или, возможно, Линден-стрит, которой никогда на самом деле не существовало.
– Горацио, – начала она, не сводя глаз с пустого участка, – а где наш дом? Почему его тут нет?
– Он был не нужен, – ответил тот резко. – Олив, нам пора уходить. – И кот повернулся обратно к дороге.
Мортон схватил Олив за руку. И его ладошка согрела ее замерзшие пальцы.
– Ты же не оставишь меня тут, правда?
Олив опустила взгляд на его круглое, бледное и очень испуганное лицо, и раздраженный голос у нее в голове, который противно зудел: «ДЕВОЧКИ умнее МАЛЬЧИКОВ», немного успокоился.
Она оглянулась на Горацио в поисках поддержки.
Кот невозмутимо вздернул нос.
– Ничего более похожего на дом ему уже не найти.
Олив снова посмотрела на Мортона.
– Я скоро приду тебя навестить. – Она помедлила. – Если хочешь, конечно.
Мальчик отступил на шаг назад. На лице его испуг боролся со злостью. Злость победила.
– Мне все равно, – нахмурясь, пожал он тощими плечами.
– Ну и ладно, – парировала Олив. – Тогда… прощай.
– Прощай, – сказал Мортон, демонстративно глядя куда-то в сторону.
Сердито вздохнув, девочка отвернулась и поспешила следом за Горацио, который уже рысцой двинулся назад. Пройдя половину пути, девочка оглянулась. Освещенный тусклым серым светом мальчишка так и стоял перед своим огромным пустым домом, белея мешковатой ночной рубашкой посреди безлюдной улицы.
Следуя за Горацио, Олив молча прошла через поле в сторону рамы.
– Ну что, думаю, ты еще кое о чем догадалась? – спросил наконец кот тоном, который подразумевал, что это вовсе не вопрос.
– Вроде бы.
– На твоем месте я был бы поосторожней. Не дай никому понять, сколько всего ты знаешь.
– В каком смысле?
Горацио, помолчав, смерил Олив серьезным взглядом.
– Я неверно сформулировал. Не дай никому понять, сколько всего ты не знаешь. Теперь тебе нужно лишь держаться подальше от неприятностей. Быть может, стоит найти какое-нибудь тихое, мирное увлечение – такое, из-за которого никто не умрет. Например, собирай марки. В филателии весьма редко бывают смертельные случаи. – Горацио отвернулся и поскакал к раме. – Давай, поторопись. Нам нельзя долго здесь оставаться.
– Погоди… стой! – взмолилась Олив. – В каком смысле: «никто не умрет»?
Устало вздохнув, Горацио плюхнулся на траву и принялся вылизывать лапы.
– Во-первых, очки. Ты их нашла. Ты их использовала. Ты знаешь, что они делают.
– Ну, не совсем…
– У тебя обычно получается залезать в картины? – огрызнулся он, оторвавшись от умывания. – Для того чтобы попасть внутрь и обратно, нужно, чтобы очки были на тебе. Другими словами, не потеряй их в одной из картин, иначе окажешься в ловушке. Тогда у тебя останется единственная надежда – найти проводника, который тебя выведет. То есть – меня. И не оставайся в одной картине надолго, иначе никогда не выберешься. По крайней мере, до конца.
– Но почему тебе очки не нужны?
Горацио поколебался. Задняя нога вдруг потребовала его абсолютного внимания.
– Никогда не слышала, что кошки умеют видеть то, чего остальные не видят? – ответил он наконец сквозь клок своей огненно-рыжей шерсти.
– Нет, – сказала Олив, но Горацио к этому моменту был слишком занят вычищением хвоста и не отреагировал.