Или может, на уме у соседки было еще более страшное наказание? Да… с минуты на минуту она могла поднять трубку и сообщить миссис Нивенс: «Представляешь, что на этот раз отчудила странная девочка, которая живет по соседству? Приходи-ка сюда и разберись с ней сама».
Разум Олив подсказывал: надо бежать – вскочить из-за стола, вылететь за порог и припустить домой, к уюту и безопасности собственной постели. Но только вот тело ее не собиралось делать ровным счетом ничего. Каждая мышца от ужаса превратилась в желе. Даже кости, казалось, размякли. Она видела в одном документальном фильме про природу, что некоторые звери, когда их испугают, делают удивительные вещи, чтобы спастись – прыскаются чернилами, испускают кошмарный запах или раздуваются, будто колючий баскетбольный мяч в двадцать раз больше своего обычного размера, а другие – например опоссумы и другие медлительные, пушистые зверьки – притворяются мертвыми. Олив в такой ситуации была бы, несомненно, опоссумом.
К тому времени, как миссис Дьюи поставила перед ней чашку, она так съежилась на стуле, что едва не столкнула ее со стола носом.
– Это просто какао, – пояснила старушка, когда Олив удивленно подняла глаза. – На тебя я тоже сделала, так что можешь выходить, – бросила она в сторону двери, из-за которой, неудачно пытаясь оставаться незамеченной, выглядывала захватанная линза очков Резерфорда.
Мальчик, одетый в страшно мятую пижаму, бочком пробрался через кухню и налил себе какао. Каштановые кудри, еще более взъерошенные и примятые, чем обычно, торчали так, будто у него на голове сидело какое-то крупное и непонятное морское чудище. Резерфорд сел за стол рядом с Олив. Дети обменялись коротким, неловким взглядом.
Миссис Дьюи, вздохнув, уселась напротив гостьи с чашкой и блюдцем в розовых цветочках.
– Я знаю, что ты намереваешься сделать, Олив, – начала она. – Но послушай, что я тебе скажу. Будь осторожна. Не подходи к дому миссис Нивенс, если в том нет крайней нужды. А если есть, – тут она помедлила, – то будь начеку. – Ее взгляд переметнулся на Резерфорда. – Это и тебя тоже касается, сэр Болторот.
Олив сглотнула. Двинуть желеобразными конечностями по-прежнему не получалось.
– Почему? – прохрипела она.
– Мне кажется, ты уже знаешь почему. – Миссис Дьюи многозначительно на нее посмотрела, постучала крошечной чайной ложечкой по краю чашки и аккуратно сделала глоток. – Как думаешь, почему я переехала в этот дом? – спросила она после короткой паузы. – Именно в этот дом на именно этой улице?
Олив пожала плечами.
– Доступные условия ипотечного кредита? – предположил Резерфорд. Секунду Олив и миссис Дьюи обе молча пялились на него.
– Нет, – сказала наконец последняя. – Из-за МакМартинов, а также из-за миссис Нивенс. Я здесь, чтобы за ними присматривать.
– Вы хотите сказать… вы в самом деле шпионите? – прошептала девочка. Неужели на этот раз Харви оказался прав?
Миссис Дьюи поджала крошечные розовые губы.
– Не совсем так. – Она посмотрела на чашку, стоящую перед Олив. – Ты не попробовала какао. Хочешь взбитых сливок? Или зефира?
– Нет, все…
Но хозяйка уже поднялась и принялась суетиться, семеня по кухне в своих туфельках на каблуках.
– У меня точно где-то были зефирки.
Немного пошуршав в забитых снедью шкафчиках, миссис Дьюи нашла упаковку и положила ее на стол. Олив из вежливости взяла горсточку, ссыпала в какао и отпила, проглотив несколько зефирок прямо целиком.
– У меня для тебя еще кое-что есть, – сказала миссис Дьюи. Девочка с интересом посмотрела на старушку. Та держала в руках маленький холщовый мешочек, в который едва поместилась бы горстка игральных фишек. Она подняла крышку с керамической банки для печенья, разрисованной цветочками, вынула бледно-желтую миндальную печеньку и положила в мешочек.
– Это мне на потом? – спросила Олив недоуменно.
– Это не для еды, – сказала старушка. – Резерфорд, пойди-ка принеси фигурку, которую ты раскрасил для Олив.
Тот поколебался секунду, пристально глядя на девочку из-за слегка погнутых очков. Потом перевел взгляд на миссис Дьюи – она одобрительно кивнула. Медленно – Олив никогда еще не видела, чтобы он так медленно двигался – Резерфорд встал и вышел из кухни. Через минуту он вернулся, неся с собой крошечного металлического рыцаря на коне, и протянул его на раскрытой ладони Олив, чтобы она могла рассмотреть хорошенько.
– На щите у него – французский герб, – пояснил мальчик, глядя на рыцаря, а не на нее. – Он восходит к временам битвы при Азенкуре.
Девочка вгляделась в раскрашенную фигурку. Каждая прядка лошадиной гривы, каждая деталь доспехов – все было прорисовано штрихами не толще ниточки паутины.
– Очень красиво, – сказала она тихо и попыталась поглядеть Резерфорду в глаза, но смелости хватило только на подбородок.
– Не за что, – ответил Резерфорд, хотя Олив не говорила «спасибо», и вручил статуэтку своей бабушке. Та сунула ее в холщовый мешочек.
Миссис Дьюи затянула шнурок, такой длинный, что он легко наделся Олив на шею.
– Вот, – сказала она, расправляя мешочек. – Для защиты.
– Печенька и игрушечный рыцарь? – с сомнением спросила девочка и спрятала его за воротник пижамы.
Старушка встретилась с ней взглядом. Олив только сейчас заметила, какие у нее яркие голубые глаза.
– Два подарка, сделанные с заботой и добрыми пожеланиями, специально для тебя, – сказала она уверенно. – Магия, знаешь ли, не обязательно бывает темной.
Миссис Дьюи слегка улыбнулась, а потом понесла чашку и блюдце к раковине.
– Но они не будут работать вечно. Три-четыре дня максимум, – добавила она и бросила взгляд на кухонное окно. – Солнце восходит. Сейчас на улице безопасно. Скорей беги домой, пока родители не начали беспокоиться.
Резерфорд проводил Олив до двери. На крыльце она немного замешкалась, глядя на Линден-стрит. Небо стало водянистым, бледно-синим, и первые неверные лучи солнечного света упали на сонные дома, засверкали на зеленых листьях и обсыпанных росой цветах. Даже дом миссис Нивенс казался сейчас спокойным и мирным. Свет, который горел в одной из комнат, уже погас.
Олив пристально поглядела на мальчика краем глаза.
– Теперь я, кажется, понимаю, откуда ты знаешь про гримуары.
Резерфорд глянул на нее в ответ с видом почти что – но не совсем – смущенным.
– Бабушка не разрешает мне даже взглянуть на ее гримуар, – сказал он. – Говорит, что начнет обучать меня, только когда я стану значительно старше, поскольку последствия неправильного применения магии могут быть очень опасны, и мои родители родят ежа. Это ее выражение, – добавил он быстро. – Я бы никогда не стал утверждать, что человек может произвести на свет животное другого вида, несмотря на то что ежи, как и люди, относятся к хордовым и млекопитающим.