Она выключила фонарик и сунула обратно в карман. Мортон повернул ручку, и все трое, сгрудившись у приоткрытой двери, выглянули на свет. Перед ними простирался покрытый паркетом коридор. По обе стороны тянулись закрытые двери; вдалеке, где-то слева, горела электрическая лампочка.
Из кухни доносилось шуршание – миссис Нивенс искала конфеты. Потом в коридоре снова раздались ее шаги, на этот раз – уже торопливые. В их сторону направилась тень в тщательно накрахмаленной юбке и, кажется, со столь же тщательно накрахмаленными волосами. Олив, Леопольд, и Мортон бросились за угол, в гостиную, и замерли, распластавшись по стене.
– Вот, Резерфорд, – услышали они бодрый голос соседки. – Два шоколадных батончика. Только не порти себе аппетит перед ужином.
– Вообще-то, – Резерфорд, по-прежнему говорил так громко, будто обращался к кому-то по другую сторону оживленной улицы, – мне такой нельзя. У меня аллергия на арахис. Реакция может быть очень сильной.
– Ну, тогда возьми только вот этот. В нем арахиса нет.
– Понимаете, – не отступался Резерфорд, – мне нельзя ничего, что содержит полученные из арахиса продукты или даже контактировало с чем-нибудь, что содержит арахис или полученные из арахиса продукты. Думаю, вам стоит проверить состав на упаковке – просто на всякий случай.
Миссис Нивенс вздохнула так, что даже Олив за углом гостиной услышала.
– Хорошо, – сказала она. Голос ее несколько растерял дружелюбные интонации. – Пойду почитаю состав.
– На самом деле, – крикнул Резерфорд ей вдогонку, – наверное, лучше убедиться, что эту шоколадку сделали на фабрике, которая вообще не работает с производными арахиса. Если на упаковке об этом ничего не сказано, можно позвонить изготовителю. На всякий случай.
Тут миссис Нивенс пробормотала что-то, что Олив разобрать не удалось.
Они с Мортоном и Леопольдом выглянули в коридор. Из кухни все так же доносились приглушенные звуки. Кот кивнул по-военному, давая понять, что путь свободен. Мортон обошел угол гостиной, повернул налево и стремительно метнулся вверх по лестнице на второй этаж с Леопольдом на хвосте. Олив же скользнула в дверь напротив – в комнату, где прошлой ночью горел свет.
Там ничего не было – только длинный обеденный стол, покрытый кружевной скатертью, неудобного вида стулья и старомодная лампа со стеклянным абажуром. Два стула оказались слегка отодвинуты от стола, как будто на них недавно сидели. В остальном комната выглядела так, словно в ней не жили – и даже не дышали – лет пятьдесят, не меньше. Ни картины, ни очков там не обнаружилось.
Олив прокралась обратно в коридор. Миссис Нивенс шумно хлопала дверцами шкафов на кухне. Ободрительно кивнув Резерфорду, девочка поспешила взобраться вверх по лестнице.
Мортон стоял в коридоре второго этажа и рассматривал пустые.
– Тут раньше висели фотографии, – прошептал он, когда она на цыпочках подошла сзади. – А тут стоял маленький столик. Мама на него цветы ставила.
Олив кивнула и попыталась его поторопить:
– Как ты думаешь, куда Люсинда могла спрятать картину?
Но Мортон, казалось, не слушал. Все так же оглядывая пустые стены, он побрел вперед. Повернувшись вправо, взялся за ручку закрытой двери и приоткрыл ее. Петли тихонько заскрипели.
Девочка замерла на месте и переглянулась с Леопольдом. Слышала их миссис Нивенс или нет? Она напряглась, прислушиваясь к шуму внизу. От входной двери по-прежнему доносился голос Резерфорда. Ей показалось, она уловила слова «меловой период» и «мел-палеогеновое вымирание», из чего следовало, что он, видно, углубился в какую-то тему и закончит нескоро. Кивнув Леопольду, Олив последовала за Мортоном через порог.
Только кот догадался затворить за ними дверь. Олив слишком сосредоточенно наблюдала за Мортоном. А Мортон слишком сосредоточенно оглядывался по сторонам.
Комната, в которой они очутились, был покрашена в бледно-голубой цвет. В одном углу стояла небольшая кованая кровать, а у противоположной стены располагались комод и книжная полка. В другом углу притулилась старая деревянная тележка, в которой лежали бейсбольная бита, игрушечный барабан и почти сдувшийся полосатый мячик. На стенах висели черно-белые фотографии, большинство – вырезки из газет и каталогов: бейсболисты, экзотические звери и забавные старомодные автомобили, которые Олив показались больше похожими на сани с колесами. Бумага пожелтела и закручивалась в уголках. Кровать была идеально заправлена, вся мебель вытерта от пыли, но по одиночеству, которое висело в воздухе, чувствовалось, что в этой комнате никто не жил уже очень-очень долго.
Леопольд откашлялся и кивнул в сторону двери. Нужно было двигаться дальше. Олив принялась озираться, оглядывая каждый угол. Никаких следов картины.
– Мортон… – начала она.
Он не обернулся.
– Это моя комната, – тихо сказал мальчик. – Все точно как было. Она сохранила все, как было.
Олив обвила рукой его мешковатый рукав.
– Нам надо искать дальше. Я не знаю, сколько еще Резерфорд сможет ее отвлекать.
Мортон отсутствующе кивнул.
– Вы идите, – прошептал он, не отрывая взгляда от кованой кроватки. На подушках лежала игрушечная лошадка из синего бархата. – Я подойду через минутку.
Тревожно вздохнув, Олив повернулась к двери.
– Побудь с ним, – шепнула она Леопольду, а потом выскользнула обратно в коридор.
Распластавшись по стене на манер морской звезды, девочка двинулась дальше. Наконец пальцы наткнулись на холодную медь следующей дверной ручки. Олив приоткрыла дверь, пятясь, прокралась внутрь, и закрыла ее за собой.
Пару секунд она буквально светилась от гордости. Ей в жизни никогда еще не удавалось ничего сделать так изящно и бесшумно. Даже Горацио бы впечатлился. Кровь пульсировала во всем теле, но голова был удивительно спокойной и ясной. У нее обязательно получится. Все еще улыбаясь про себя, девочка стала осматриваться.
Она попала в ванную комнату. Тут, как и в гостиной и в коридоре, все сияло чистотой. Плитка вокруг ванной блестела, из кранов не капало, на зеркале не было ни пятнышка зубной пасты. Даже мыльница, полная кусочков мыла в форме ракушек, была настолько чиста, что казалась новой, как будто ее вообще никогда не использовали.
Очков тут не оказалось. Олив на всякий случай проверила все ящички и даже аптечку. Но везде было пусто. Поначалу это показалось ей странным, но вскоре она сообразила, что нарисованной миссис Нивенс не требовалась ванная. Все здесь ждало несуществующих гостей, как и большинство спален в доме Данвуди. Разница была лишь в том, что миссис Нивенс, очевидно, для своих несуществующих гостей прибиралась.
Олив выглянула обратно в коридор.
– Термин coelacanth переводится с греческого как «полый позвоночник». Но на самом деле позвоночник у латимерии не полый, он представляет собой хрящевую трубку, заполненную жидкостью… – вот то, что Олив расслышала из речи Резерфорда. Для миссис Нивенс это, вероятно, звучало примерно так: «онпрдставляетсбойхрящевуютрубкзаполненнжидкостью». Мальчик продолжал болтать. Олив прокралась к третьей двери. – Еще один интересный факт о латимериях – они живородящие. Ну, формально, яйцеживородящие…