Четвертый переход отметился первыми обширными рощами и приятным теплом. Люди больше не мерзли, хотя и купаться их пока не тянуло.
И тут вдруг встревожился Маюни:
– Неладная вода, Силантий, да-а… – перестав грести, забеспокоился он. – Неправильная.
– Вода как вода, – глянул через борт десятник. – Греби, не отвлекайся.
– Отчего качается? Не бывает такого в реках, да-а. Чудно.
– Ты волн никогда не видел?
– Большая больно, да-а. Откуда в реке такая?
– И колдуны низко летают, – почесал грудь Матвей Серьга. – Не к добру.
Челн ощутимо, не меньше чем на локоть, приподняло, опустило. Силантий Андреев насторожился, сглотнул и вдруг рявкнул:
– Поворачивай! Скорее!!!
Казаки сильными гребками развернули долбленку носом вниз, – и тут из-за излучины выкатилась новая волна, теперь уже чуть не по пояс высотой.
– Навали-ись!!! – Казаки стали грести что есть мочи, стремясь умчаться от странного порождения вод. Однако волна нагнала их, приподняла, пронесла на себе с полверсты, потом опустила. А вслед за ней появилась новая, высотой уже почти с сажень. – Веселей, казаки! Греби!
Путники старались изо всех сил, и потому крутая волна не ударила в их суденышко, а лишь медленно, плавно приподняла. Оказавшись на водяном склоне, челнок заскользил по нему вниз, с шипением рассекая гладь и несясь с совершенно непостижимой скоростью. Однако чудо оказалось недолгим, волна выскользнула из-под днища, уступая место новой, еще более высокой. Челн, подгоняемый сильными решительными гребками, поднялся и на нее, снова заскользил, разгоняясь.
– Ух ты, это длинношей! – оглянулся на миг молодой казак.
Огромная зверюга мчалась по реке во весь опор, подгоняемая колдовской волей, не переступая, а прыгая на невидимых в глубине ногах и помогая себе длинным хвостом, извивая его, и хлещущая от нее волна била в берега с такой силой, что раскатывалась на сотни саженей, смывая все на своем пути. Ненависть к людям заставляла монстра время от времени бить вперед головой, но дотянуться до лодки ему все никак не удавалось.
Внезапно волна схлынула, просела, раскатившись в стороны, – и челнок оказался в море, мчась с прежней скоростью частью по инерции, частью подгоняемый гребцами. Длинношей тоже не остановился, продолжая бежать, но туша его, несмотря на размеры, уже в сотне саженей от берега стала стремительно погружаться. Несколько прыжков – и над поверхностью осталась только голова. Огромный зверь издал протяжный жалобный стон, ощущая грядущую погибель, однако все равно прыгнул, еще… И голову накрыло волнами.
Казаки, все еще не веря в спасение, продолжали грести, хотя и без прежнего азарта.
– Никак, остров впереди? – вытянул шею Матвей.
– Не лед? – встрепенулся Ухтымка.
– Точно остров, да-а, – согласился Маюни.
Остров оказался пологим. Над водой он поднимался саженей на пять, но при длине в три версты и ширине сажен триста эта высота скрадывалась. Казаки высадились, прошлись по крупной гальке, поросшей мхом. С обратной стороны острова в воду поспешно ринулись десятки тюленей. Ухтымка, вскинув копье, кинулся за ними – но не успел.
– Чего опять творишь, оглашенный? – крикнул вслед казаку Силантий.
– Жрать чегой-то охота… – повел плечами паренек.
– Так готовить все равно не на чем!
– Неужто сегодня с пустым брюхом спать?
– Коли колдун на драконе до сумерек не улетит, то да…
Однако поспать не удалось. С наступлением темноты десятник приказал спускать челнок на воду, и за полтора часа казаки выплыли к разоренной месяц назад стоянке менквов. Затянув лодку на берег насколько хватило сил, путники ее перевернули. Из еще оставшихся на стоянке шкур наскоро сделали вьюки, поделили поклажу, закинули за плечи – и двинулись через тундру уже знакомым путем, даже в полумраке хорошо заметным по вытоптанной траве и содранному мху.
На рассвете путники привычно подкрепились корнями и ножками рогоза, размотали вьюки и устроились спать, завернувшись в шкуры.
Вечером отлучившийся по нужде Маюни неожиданно исхитрился подбить камнем зайца, и казаки поспешили двигаться дальше. Все помнили, что к концу перехода удастся найти дрова. Добравшись на рассвете до ухоженной старой стоянки, путники зайца разделали. Отдохнув и подкрепившись, натоптанной тропой они двинулись дальше и к вечеру наконец-то вышли к общему лагерю…
Наступление
– Ну, Силантий, показывай, где твое новое путеводное копье? – с усмешкой спросил подошедший Иван Егоров к жадно отъедающимся с дороги лазутчикам.
– Нету, атаман, у дикаря в брюхе осталось, – ответил десятник, утирая губы. – Придется по памяти сказывать.
– Так сказывай, не томи! – Собравшаяся вокруг ватага с интересом качнулась вперед.
– Стало быть, так, – растер ногой песок перед собою Силантий Андреев. – Река наша уходит в лес – коли пешими идти, примерно в дне пути. Еще в одном переходе деревенька местная стоит. Пяток чумов, капище, еще пара домов… Мыслю, людей с полсотни будет. А мужиков и того меньше, разве с десяток. Дальше, почитай, еще переход, и река на запад повертает. Там брод. Широкий, удобный. Лодки провести можно, струги токмо волоком. За бродом мы ратное стойбище языческое нашли. Мыслю, оттуда до нас дозор и посылался. Драконы там были, чудища, менквов десятка три, воинов сотня, колдунов много. Ну, мы его, понятно, разорили…
По ватаге пробежал смешок, быстро превратившийся в хохот.
– Чего смеетесь?! – возмутился Маюни, очень желавший похвастаться перед Устиньей своей храбростью. – Верно сказывает десятник, дочиста разорили!
Казаки после его слов засмеялись еще сильнее. Однако Силантий невозмутимо продолжил:
– Мыслю, восстановят дикари сей лагерь. Раз нас там увидели, теперь токмо крепче сделают. И вот что я заметил, атаман… У сир-тя этих на полтора десятка простых копейщиков один чародей приходится, а чародеев вместе разве пять или шесть собирается. Мыслю, таков обычай здешний: больше на зверье полагаться, чем колдуны и заняты, а воины уже их самих обороняют, ну, и на побегушках при вождях. Такая, стало быть, у них армия.
– Хорошо… – задумчиво потер шею воевода.
– Далее по реке через чащу дня три, а опосля еще семь по перелескам. Это если пешими – по воде, знамо, быстрее. Так выходит, река сия краем лишь владения колдовские цепляет, иные протоки доразведывать надобно. Но по реке сей мы в море вышли и до острога добрались. Дикари его развалили, но не разоряли, почти все добро брошенное спасти можно. Мы же с собой инструмент плотницкий и луки прихватили. И соль!
Ватага отозвалась восторженными криками: есть пресную пищу всем уже давно постыло.