— Я не подглядывал, — недовольно морщась, пробормотал Витя, пряча глаза.
— О-паньки! — воскликнула я. — А что же мы там делали, в кустиках под окошечком? Вы меня интригуете, юноша, рассказывайте, рассказывайте!
Я рассмеялась, слишком уж уморительной была физиономия Вити и его смущение, так не вяжущееся со всей его деятельностью: оно было на удивление естественным.
— Я не подглядывал, — упорно повторил он и теперь уже смело взглянул мне в глаза, — я смотрел! Наблюдал, вот!
— Велика разница! И почему же мы это делали? — поторопила я его, начиная скучать.
Витя потер лоб, покусал губы и признался:
— Она мне нравится. Вот почему. А сейчас у нее случилось несчастье. Я, если хочешь…
— Не хочу! — отрезала я и сплюнула, не выдержав, на пол. — Не хочу даже слышать эту чушь! Мы не дети, и незачем мне вешать лапшу на уши. Про любовь я что-то слышала, конечно, но сейчас не то время, чтобы торчать под окном и мечтать о даме сердца. Придумайте, Ромео, еще что-нибудь поубедительнее! Давайте попытайтесь еще разок!
— Не хочешь — не верь! — обозлился Витя. — Мне-то что?! Я преступлений не совершал, ни на кого не нападал и от ментов не скрываюсь. Тебе самой-то что нужно?
— А где ты был, Ромео, когда убили Валерия? — спросила я, окончательно понимая, что этот субъект культурного обхождения не приемлет.
— С тем же участковым и был. Я с ним в нарды играл. Он потом все подтвердил операм, — хмуро признался Витя. — Тебе-то все-таки что нужно? — уже наглым тоном переспросил он. — Ты сама в розыске, а пытаешься здесь еще расследования какие-то учинять. Тебя менты взяли, не меня. У меня-то с алиби все в порядке, иначе я сейчас бы на нарах спал, а не… — Витя поморщился и со вздохом добавил: — А не сидел бы на полу в своей комнате.
Я задумалась.
Версия Вити меня не устраивала, но другой я пока не имела. Проводить расследование в таких условиях, в каких я пребывала сейчас, было действительно лакомством для детектива, черт бы подрал этого Азизбегяна и его дурацкую идею об оперативной разработке каких-то мифических продавцов картин, оказавшихся всего лишь наркодельцами.
— Ты когда в первый раз увидел Валерия Скорочкина? — спросила я Витю.
— Да когда и тебя, — неохотно ответил он, — в тот вечер около шашлычной. Да ты же нас видела! Неудачно прошел вечерок, надо признаться.
— Да-да, — покивала я, вспоминая странную реакцию Валерия на появление Вити. — А вот Валерка сказал, что вы с ним знакомы. Зачем ты мне врешь? Может быть, ты рано радуешься, что не на нарах сидишь, может быть, у тебя все еще впереди?
Валерий, разумеется, ничего такого не говорил, но почему же мне было не блефануть, тем более что сидеть на чужой кровати было удобно и мягко и уходить не хотелось?
Витя на мои слова отреагировал с удивлением, но не с чрезмерным.
Он покачал головой и сказал, что я ошибаюсь.
— Не мог он этого говорить, потому что он этого не говорил, — выдал Витя афоризм и поинтересовался: — А ты долго еще будешь мне мешать? Я вообще-то спать хочу. Или тебе идти некуда?
— Не хочешь ты, Витя, по-хорошему с девушкой разговаривать, — огорченно сказала я, — врешь ведь на каждом слове, как сивый мерин. Я же сама видела, как вы с Валерием в кустиках мило беседовали как раз за час или за два до его убийства. Или этого не было? Так и все твое алиби может накрыться медным тазиком.
Витя поерзал на полу, усаживаясь поудобнее, почесал затылок и нехотя признался:
— Ну было это. Ну и что? Я просто спросил у него, как у нормального пацана, кем ему приходится та девчонка. Он ответил, что она его жена. Я извинился и тут же отвалил. Это все!
— А ты думал, что он с собою на юг мамочку привез, что ли? — спросила я.
— Это могла быть его сеструха, — объяснил Витя свои предположения, — вот я подошел и выяснил. Он ответил, и вопрос был решен. Чужая жена — для меня святое, если хочешь знать!
— Пока жив ее муж, — задумчиво закончила я его фразу и встала.
— Ты куда собралась? — спросил Витя. — Оставайся здесь! Валерия уже давно спит. Ты же в бегах, и каждый твой шаг на свежем воздухе может стать последним!
Он был прав, но признаваться в этом мне не хотелось.
Не хватало еще, чтобы он предложил мне ночлег и половину своей кровати! Это было бы пошлым перебором.
Я взглянула на свои наручные часы: было почти два часа ночи, а я все еще не знала, где голову приклоню. Давненько я не пребывала в таких неинтересных обстоятельствах!..
Не говоря больше ни слова, я встала, подошла к Виктору, нагнулась и дернула его за больную руку.
Он взвыл и потерял интерес ко всему на свете, кроме себя, любимого.
Я сняла с Вити брючный ремень; закинув ему руки за спину, связала их и, подтолкнув, уронила Витю на пол, носом к стене, чтобы не подглядывал по своей привычке. А то еще ему примерещится, что он и в меня влюблен!
В таких условиях можно было попытаться хоть как-то уснуть. Хочется надеяться, что Витя не храпит.
Что же еще оставалось делать бедной девушке, если ей негде спать, а понятие о девичьей чести имеет для нее значение?
Я наконец-то скинула туфли и умылась на чужой кухне, вытеревшись чужим полотенцем. Противно, конечно, да никуда не денешься.
Очень надежно перевязанный и аккуратно положенный на бочок, Витя не подавал признаков жизни, но, разумеется, он и не умер: я проверила четкое биение его пульса и, перестелив постель, спокойно улеглась на нее.
Бесконечный день наконец заканчивался, и, надо сказать, не в самом худшем своем варианте.
Я задвинула на окошке занавески, но все равно они не закрывали окно полностью: сверху оставалась еще полоска, через которую при желании можно было подсмотреть за одинокой девушкой, но я решила не давать поводов и выключила свет.
В темноте стащив с себя кожаную сбрую, я завернулась в простыню, снова включила свет и завалилась на кровать читать подобранную в сумке у Вити книжку Бунина.
Честно говоря, я больше перелистывала, чем читала, потому что мысли мои были вовсе не рядом с Буниным.
Перед сном я решила на всякий случай поинтересоваться у гадальных косточек своим ближайшим будущим.
Мне вдруг подумалось, что они могут мне сказать что-то приятное, а то уже надоело слышать сплошные гадости.
Надежды оказались тщетными.
Расклад вышел следующий: 15+5+36 — «Сохраняйте юмор! Что бы ни случилось, только вам решать».
Я задумчиво почесала кончик носа и отмахнулась от привязчивого комара.
К сожалению, и так ясно, что решать только мне, и ничего уже с этим не поделаешь.
Давненько я не попадала в такую пиковую ситуацию и сейчас подумала почему-то о Володьке Степанове. Интересно, он уже знает новости о некой своей знакомой или, будучи в северном отпуске, совершенно оторван от мира?