Адольф же тем временем вовсю развернулся на западном и южном направлениях, молниеносно и малой кровью завоевав все страны Европейского континента, не имевшие нейтрального статуса или союзнических отношений с Германией, бомбил Англию, вторгся в Северную Африку. В своем противостоянии с Англией он уже не был слабейшим, а потому Сталин решил исподволь помочь англичанам против немцев. «Освободил» Бессарабию, Буковину, подползал к нефтяным запасам Румынии, нависал над северными конвоями, выдвигал заведомо невыполнимые условия, когда Гитлер страшно зависел от сталинских поставок.
Немецкий фюрер страдал нарциссизмом и паранойей, но отнюдь не слабоумием. Он прекрасно понимал, что над ним висит топор, что Сталин обязательно ударит в спину. Отсюда и возник печально известный план «Барбаросса» – феноменально наглый, безумный и самоубийственный для Третьего рейха даже в случае точного выполнения всех его пунктов: у Германии со всеми ее союзниками элементарно не хватило бы сил и ресурсов для захвата и удержания столь огромной территории на востоке при одновременном продолжении войны на западе. И нельзя сказать, чтобы у фюрера не хватило здравого смысла хотя бы приблизительно оценить колоссальные мобилизационные ресурсы Сталина и практически неисчерпаемые ресурсы материальные и природные – даже в случае потери донбасского угля, бакинской нефти и промышленных мощностей на оккупированных территориях. То ли расчет строился на «принуждении к миру» на максимально выгодных для Германии условиях, то ли беспрецедентные военные успехи в Европе действительно вскружили голову… Так или иначе, но уже 22 июля 1940 года, выступая перед генералами, Гитлер заявил: «Сталин заигрывает с Англией с целью заставить ее продолжать войну и тем самым сковать нас, чтобы иметь время захватить то, что он хочет захватить, но не сможет, если наступит мир. Он стремится к тому, чтобы Германия не стала слишком сильной. Русская проблема будет разрешена наступлением… Разбить русскую армию или, по крайней мере, занять такую территорию, чтобы можно было защитить Берлин и Силезский промышленный район от налетов русской авиации. Желательно такое продвижение вглубь России, чтобы наша авиация могла разгромить ее важнейшие центры».
Можно лишь с грустью посмеяться над дежурным утверждением советской историографии, будто Сталин ничего не знал о военных приготовлениях нацистов, слепо верил «другу Адольфу» и сосредоточивал усилия на мирном созидательном труде советских граждан и росте их благосостояния. Ограничимся лишь самыми общими цифрами официальной статистики: «В 1939 г. выпуск продукции всей промышленности увеличился на 16 процентов, а предприятий наркоматов оборонной промышленности – на 46,5 процента. В 1940 г. объем военной продукции возрос более чем на треть. Таким образом, военная промышленность развивалась примерно в три раза быстрее, чем вся остальная» (отметим, что «вся остальная промышленность» тоже прямо или косвенно работала на оборону). Еще более стремительно нарастала подготовка кадров для войны, проводились беспрецедентные по своему размаху «военные игры».
И так длилось до захвата Гитлером Югославии в апреле 1941 года. Потом вдруг опять начались «дружеские объятия», хотя, конечно, в Кремле знали: Гитлер не верит, Гитлер – ползет. Он думает, что мы слабые, потому и заигрываем. И пусть думает…
24 мая Сталин устроил секретнейшее совещание с командующими западными округами и с их аппаратом, смысл которого сводился к тому, что нужно упредить врага в развертывании, ударить первыми, вот-вот, в ближайшее время. А потом началось немыслимое по масштабам сосредоточение советских войск у границы – тайное… страшно тайное. Ночами, в эшелонах без окон. Предполагалось, что германская армия, изготовленная к броску, окажется беспомощна против внезапного удара. Потому и предписывалось «не поддаваться на провокации», не спугнуть развертывание немцев, чтобы они, не дай бог, к обороне не перешли.
Что, собственно, и произошло. Только ровно наоборот.
При этом нужно учитывать, что к 22 июня 1941 года Красная армия была крупнейшей армией мира, по количеству танков, самолетов и всего прочего (а в большинстве случаев – и по качеству) она значительно превосходила немцев. Нашими военными это именно так и осознавалось. Никто в Красной армии немцев всерьез не боялся. Поэтому разгром лета – осени 1941 года был полным мировоззренческим шоком.
О причинах этой катастрофы написано очень много. Не считаю нужным останавливаться на полемике с устойчивыми мифологемами о внезапном и вероломном нападении на мирно спящую страну, о подавляющем превосходстве гитлеровских танков и авиации, о нехватке снарядов и топлива, о непроходимых болотах, о десантах и диверсантах и т. д. Сил и средств у Красной армии было предостаточно и на отражение агрессии, и на мощный контрудар, способный отбросить врага по всей линии фронта. Подвела организация, подвело планирование, подвели кадры.
И вот об этом придется чуть подробнее.
После окончания Гражданской войны главным, а подчас и единственным источником кадровых потерь в РККА была ленинско-сталинская партия большевиков и ее верные стражи из ВЧК-ОГПУ-НКВД.
Массовые репрессии против кадровых русских офицеров и их полное изгнание из армии начались с 1925 года – момента смещения Троцкого с поста главы военного ведомства. Троцкий не предполагал использовать Красную армию для операций в Европе: там, по его мнению, и так вскоре начнется революция. А вот при нападении на СССР внешнего врага на патриотизм и профессионализм офицеров можно было бы положиться.
Наиболее значимое для судьбы Красной армии, самое масштабное истребление кадрового русского офицерства, оставшегося или вернувшегося в СССР, прошло в 1930–1931 годах, в ходе операции «Весна». В этой операции НКВД «чистило» Красную армию от бывших «военспецов», то есть генералов и офицеров, служивших ранее в армии Российской империи. Всего было арестовано более 3 тысяч человек.
Вследствие этого изгнания и уничтожения «классово неполноценных» в советской дивизии насчитывалось к 1941 году лишь четыре-пять офицеров, имевших опыт Первой мировой войны, – меньше, чем их было тогда в батальоне вермахта.
Вторым, куда более резонансным актом этого разгрома стало известное дело о «военно-фашистском заговоре» 1937–1938 годов. И хотя есть большие сомнения в том, что от расстрелянных «красных маршалов» могла бы быть хоть какая-то польза в Большой войне, то тысячи вполне профессиональных военных, «прицепом» отправленные вслед за маршалами, Красной армии несомненно пригодились бы. Более того, уже на второй день войны было арестовано порядка двадцати крупных военных деятелей. Большинство, сначала подвергнув пыткам и издевательствам, расстреляли, некоторых (включая будущего маршала Мерецкова и будущего наркома Ванникова) вернули на прежние должности без какого-либо объяснения причин.
И в итоге на высших командных должностях остались персоны этим должностям, мягко говоря, не соответствующие. Известно, что в июле 1941 года было расстреляно все командование Западного фронта во главе с генералом Павловым – собственно, с теми же основаниями можно было бы расстрелять и командующих всех прочих фронтов (за исключением разве что Северного флота с его славным адмиралом Головко), а заодно и всю Ставку во главе с Верховным главнокомандующим. То, что творилось на фронтах, словами описать невозможно: мощные механизированные корпуса без толку мотались по лесам и болотам, чуть ли не одновременно получая приказы наступать, отступать, обороняться и при этом ликвидировать несуществующие десанты и диверсантов. Наступающие части вязли в толпах беспорядочно отступающих, выдвигались навстречу противнику там, где его не было, попусту теряли технику, боеприпасы, горючее. Механизированные полки бежали от пехотных батальонов вермахта. Отцы-командиры нередко оказывались за сотни километров от линии фронта и самолетами слали письма в Москву с просьбой прислать подкрепление… Отдельные толковые действия отдельных толковых командиров армейско-корпусного уровня (Рокоссовский, Фекленко, Москаленко) становились возможными тогда, и только тогда, когда высшее начальство про них временно забывало, и они действовали по собственной инициативе…