– А если всё-таки однажды… – страх не покидал моего отца.
– Ну, а если что и случится… – рассмеялся Рудольф, – тогда вы скажете, что ни о чём ровным счётом не ведали… и что девчонка сама повела себя плохо… Пепи вас не выдаст.
Таким образом, я теперь знала, что мне следует впредь остерегаться полиции. Впрочем, я всё время помалкивала, да меня никто особенно и не спрашивал. Мой отец ещё раз взвесил все «за» и «против», а потом повторил:
– Нет, мне не хотелось бы, чтобы девчонка стала проституткой…
– Но ведь об этом даже речи нет, – перебил его Рудольф, – это только на тот период, пока вы снова не найдёте себе работу, а потом Пепи может ведь вернуться к нормальному образу жизни…
Эта логика убедила моего отца, и Рудольфу удалось окончательно склонить его на свою сторону, добавив:
– Я ведь тоже позволяю сношать Ценци лишь потому, что сейчас безработный. Как только я снова найду место, она опять станет порядочной.
На следующий день я отправилась с Ценци. Вопрос был решён, и таким образом ступила я на свою стезю. Мы пошли в центр города, на Грабен, площадь святого Стефана, Кернтнер-штрассе и так далее. Стояло лето, было жарко, и мы оделись только в лёгкие блузки. К тому же Ценци ещё дома научила меня опускать рубашку до пояса, так что грудь под одеждой была у меня обнажённой.
Ценци вела себя очень умело и по дороге смеялась, глядя всем мужчинам в лицо. Мне же не сразу удалось освоиться с этим, потому что я стеснялась, но зато я серьёзно смотрела им в глаза, и этого было достаточно. На Шёнлатерн-гассе располагался старый мрачный дом с узким тёмным подъездом. Туда-то и привела меня Ценци. Миновав ворота, мы оказались перед какой-то дверью. Ценци постучала, и нам открыла безобразная старая женщина. Мы оказались в кухне, где разглядеть что-либо не представлялось возможным. Из нее мы прошли в кабинет, где точно так же не было света.
– Моя подруга тоже пришла со мной, – сказала Ценци.
Старуха испытующе оглядела меня и спросила:
– Вам уже четырнадцать лет исполнилось?
– Уже давно, – солгала за меня Ценци, – она просто выглядит ещё чуточку маленькой.
– Вы, верно, знаете… – сказала старуха, обращаясь ко мне, – за каждый визит вы платите мне один гульден… но вы никогда не должны приходить ко мне в восемь часов вечера…
Мы снова вышли на свежий воздух. Ценци давала мне советы, и главными из них были: внимательно следить за полицейскими и требовать с господ деньги ещё до того, как разрешишь им собою пользоваться.
Когда мы снова оказались на Грабене, Ценци подтолкнула меня локтем:
– Вот смотри… он нам подходит…
Впереди нас двигался крупного телосложения очень аристократично одетый мужчина с чёрной бородкой. Он обернулся на нас и смерил меня оценивающим взглядом. Затем замедлил шаги и пропустил нас вперёд.
На углу Доротея-гассе Ценци затащила меня в узкую боковую улочку:
– Давай-ка, – прошептала она, – сейчас свернём…
Ценци обернулась. Господин стоял на углу и смотрел нам вслед. Мы остановились, и Ценци сделала ему знак головой. Тогда он двинулся в нашу сторону.
– Пройдём дальше, – поманила она меня, – здесь, на улице, он с нами не заговорит.
Она быстро увлекла меня в ближайшую подворотню, там мы и дожидались.
– Всегда сюда приходи, – посоветовала мне Ценци, – когда окажешься на Грабене или на Кернтнер-штрассе… здесь никто не живёт…
Между тем господин приблизился к нам вплотную. Ценци встретила его улыбкой, однако он сделал шаг ко мне.
– Ну, что же случилось? – сказал он.
– Ничего, – ответила ему я.
А Ценци спросила:
– Не желаете ли пойти с нами… неподалеку живёт одна женщина… мы там снимаем комнату.
– Нет, – прошептал он, – у меня нет времени.
– Мы могли бы пойти по ступенькам сюда наверх… здесь никто не живёт.
– Хочешь? – спросил он меня.
Я с искренним восхищением рассматривала его, ибо он выглядел таким изысканным, гораздо изысканнее мужчин, которых мне до сих пор приходилось видеть в своём окружении. В руке он держал красивую трость с серебряной рукояткой, а шею его обвивала тонкой работы золотая цепочка от часов.
Мы вошли в дом и поднялись по лестнице, которая была очень широкой и только наполовину тёмной, и остановились на площадке.
– Я постою на стреме… – сказала Ценци и заняла позицию в некотором отдалении от нас.
Изысканный господин потрогал меня за груди и удовлетворённо улыбнулся:
– Приоткрой-ка немного.
Он просунул ладонь в образованную мною брешь и очень обрадовался, найдя мою грудь голой. Я с почтительным удовольствием заметила, что ладонь у него была очень мягкой и нежной, такой же нежной, как моя собственная кожа.
– В таком случае приступим, – произнёс он, и дыхание его участилось.
Он расстегнул ширинку, и в руке у меня оказался его ритуальный жезл, который был таким белым и нежным, но при этом таким крепким и прямым, точно восковая свеча. И головная часть его тоже была острой и нежной.
Я прислонилась к стене и подняла юбки, поскольку решила, что он намерен сношать меня стоя. Однако он отклонил мою готовность:
– Оставь это, – заявил он, – я не рискну здесь… поиграй лучше, и позволь мне поиграть.
Тогда я начала полировать ему пенис, тогда как сам он в это время бродил рукой у меня под блузкой, заставляя своим поглаживанием расцветать то одну, то другую малинку.
При этом он шептал мне:
– Так хорошо… больше вверх… быстрее… сейчас… подожди…
Он протянул мне носовой платок. Я взяла его и держала над его желудем. Тут ноги у него задрожали, его ружье у меня в руке начало конвульсивно пульсировать, и наконец выстрелило. Я протёрла свою руку также его платком, поскольку часть заряда угодила и на неё. Когда я возвращала ему платок, он сунул мне два гульдена. Затем быстро спустился по лестнице, больше не оглядываясь на нас.
Мы с Ценци ещё какое-то время оставались на лестнице, потом тоже выскользнули из дома. И я была совершенно счастлива. Два гульдена, заработанные буквально за две минуты. И с такой лёгкостью! Каких таких особенных трудов мне это стоило? При этом я была так расположена к этому элегантному господину, пришла от него в такое глубокое восхищение и испытывала к нему такое неподдельное уважение, что готова была бы, наверно, вообще отказаться от его денег.
На площади святого Стефана со мной заговорил пожилой мужчина. Сначала я испугалась, но Ценци толкнула меня в бок, и тогда на его вопрос «Могу ли я пойти к тебе?» я ответила однозначным «Да».
Он приказал мне:
– Иди вперёд… я пойду следом.