Но юноша предпочел отдать первую роль своей жене. Та же продолжила:
– Ибо в этом человеке сосредоточены все достоинства мира. Ибо только его я видела в своих снах и мечтала лишь о нем.
– Я безмерно рад, о моя почтительная дочь, что мне удалось осчастливить тебя… – И тут все же Салах не сдержал любопытства. – Но, Аллах милосердный, я не понимаю, как этому… человеку удалось так быстро пленить твое суровое сердце?
– Ты хотел сказать, отец, «этому уродливому человеку»? – О, как много было сейчас яда в голосе Фариды. Если бы Салах был чуть проницательнее, он бы испугался. Но, увы, визирь был хоть и умен, но высокомерен, а потому не расслышал ничего.
– О нет, дочь моя, я хотел сказать «этому незнакомому человеку».
– Ах, отец… Этот человек вовсе не незнакомец. Более того, он наш родственник.
– О Аллах, родственник…
– Увы, почтенный визирь, – ответил Мейф ад-Дин, стараясь не обращать внимания на гадливую гримасу на лице своего дяди. – Родственник. Вот этот клинок должен тебе рассказать обо мне все.
И юноша показал Салаху кинжал, который ему отдала мать в минуты сборов. И вновь вызолоченный узор у рукояти сверкнул хищным блеском, вновь заиграли самоцветы навершия в лучах солнца.
Визирь Салах с благоговением принял кинжал из рук Мейф ад-Дина, приложил его сначала к груди, а потом и ко лбу. В точности так, как это сделала на прощание Джамиля.
– Да продлит Аллах милосердный твои годы, о мой далекий брат, где бы ты ни был…
И потом продолжил совсем другим тоном:
– Откуда у тебя этот клинок, вор? Как могла наша семейная драгоценность попасть к тебе? Отвечай честно, ибо я готов призвать стражников!
– Не торопись звать стражей порядка, визирь. Выслушай сначала меня… А потом реши, хочешь ли ты выставить себя на посмешище…
– Да как ты смеешь, червяк?
– Отец! – закричала Фарида. – Не смей кричать на моего мужа! Иначе ты узнаешь, на что способна женщина в гневе!
– Да это просто заговор… – обессиленно осел на подушки Салах. – Говори, пришелец, я буду молчать.
– Благодарю, о Салах. Итак, зовут меня Мейф ад-Дином. Так звали деда моего отца. Я сын твоего, суровый визирь, брата Рашида, который стал визирем при дворе Темира Благородного, властителя страны Ал-Лат, да хранит ее вечно Аллах милосердный.
– Ты лжешь, урод… Ты стар, как камни моего дворца, а сыну моего брата не может быть больше двадцати лет.
– О да, глупый Салах, я лишь кажусь старцем, уродливым горбуном. Но я говорю чистую правду. Ибо знаю, что произошло между тобой и моим отцом в тот день, когда каждому из вас исполнилось по семнадцать лет и семнадцать дней…
И вот только сейчас визирь поверил словам Мейф ад-Дина. Упоминание о давней ссоре подействовало куда лучше, чем драгоценный кинжал.
– Мальчик мой, племянник! Какое счастье, что Аллах милосердный послал тебя к моему порогу…
– О да, дядюшка. – И, обернувшись к жене, Мейф ад-Дин проговорил: – Вот, Фарида, смотри – так выглядит истинное волшебство. Теперь твой отец уже не называет меня ни уродом, ни горбуном, хотя я по-прежнему выгляжу и старым, и горбатым…
– Прости меня, племянник, – виновато проговорил Салах. – Прости меня и пойми…
– Я понимаю тебя, визирь…
Больше ничего не расслышала Шахразада. Мужчины продолжали беседу, но царица видела лишь движение их губ. Слова же вязли в нарождающейся обиде.
«И вновь я оказалась ненужной… Женщина сыграла свою роль, и теперь мужчины сами возьмутся за дело…»
Царица раскрыла глаза.
– Наконец, моя греза! Наконец ты пришла в себя!
– О мой повелитель… Шахрияр припал к щеке жены.
– Я же говорил! Я знал, что ты просто устала! Вот теперь ты пришла в себя и все будет хорошо!
Шахразада попыталась взять мужа за руку.
– Побудь со мной, любимый!
– Отдыхай, девочка! Я с тобой запустил все дела… Но теперь придется наверстывать. Моя любимая, какое счастье!
И Шахрияр выскочил из опочивальни царицы.
На глаза Шахразады навернулись слезы. Дважды почувствовать себя ненужной было слишком больно.
– … а ты что?
– Ну что я могла сделать, сестричка? Скажи мне, что? Ловить его в коридоре? Звать стражу?
Герсими пожала плечами. Увы, царица могла только сдерживать слезы. Или не сдерживать. Могла рассказать невестке все как есть, но могла и сохранить в тайне.
– Вот и оказалось, что и тут и там, милая, женщина не нужна всегда. Понимаешь? Она нужна время от времени… Для того, чтобы ощутить вкус победы. Быть может, для того, чтобы служить витриной… Но ни в тех мирах, ни здесь в ней не нуждаются просто потому, что она часть самого мужчины…
– Милая, ты перегибаешь палку. Ведь и тебе иногда не нужен твой муж…
– Иногда не нужен. Но отчего-то его нет и тогда, когда он очень нужен. Я многое могу решить сама. Но, думаю, просто его молчаливое согласие было бы мне отличной поддержкой. Просто его присутствие рядом.
Герсими подумала, что сестра в чем-то права… Иногда простое осознание того, что любимый где-то неподалеку, и ей дарило почти невероятные силы.
– Да, я понимаю. Хотя и не во всем.
– Но ты хотя бы можешь себе представить такое…
– Могу.
– Однако дважды, понимаешь, сестра, дважды убедиться в том, что ты только приправа к основному блюду, просто отвратительно!
– Царица, сестра, ну разве это лишь приправа? Ведь без тебя не происходит ничего, страна замерла, пока ты не приходила в себя. Халиф не отходил от ложа ни на шаг…
– Герсими, я знаю это. Но мне хочется, чтобы не страна, а мой любимый наконец попытался завоевать меня… так, как когда-то я отвоевала его у смерти. Быть может, поэтому я и скитаюсь мысленно по разным мирам, пытаясь найти тот, в котором меня будут ценить не от случая к случаю, а каждый день. Пытаюсь отыскать времена, где меня будут завоевывать, а не я должна буду ежедневно отдавать все силы, дабы мой любимый был счастлив и почивал в спокойствии.
– Это больше похоже на сказочный мир…
– Но разве я не сказочница? – Шахразада улыбнулась, и невестка наконец смогла разглядеть ту сильную и мудрую, которую некогда с удовольствием называла наставницей.
– Да, сестричка. Ты великая сказочница – это твой дар и твое проклятие…
– Именно так, сестричка. Я поведаю тебе еще одну историю – и ты убедишься, что я права. Помнишь, я рассказывала тебе о милой Маделайн, отправившейся к мужу?