– Увы, ни одна из книг ни разу не упомянула ни о словах из моего сна, ни о том, что они сопутствуют мне уже годы и годы…

– Я так и думал, – печально кивнул мне тогда почтенный Саддам. – Да и где мудрым книгам взять ответы на вопросы, которые никогда не волновали их авторов? Ведь, думаю, столь страшного сна не видел никто в этом мире. Не видел и не увидит более…

– А я, учитель? Я увижу его еще раз? – спросил я тогда.

– К сожалению, мой друг, у меня нет ответа на твой вопрос. Не ведаю я, почему этот сон пришел к тебе и когда он тебя покинет…

И тут какая-то неведомая сила словно подбросила меня. Я выпрямился и единым рывком вскочил на ноги.

– Да что же ты в таком случае знаешь, глупый старик?! – вскричал сей недалекий отрок. – Что тебе «ведомо», кроме тех глупостей, которыми полны твои глупые толстые книги?

– Мальчик мой, что случилось? – спросил мой учитель. – Почему ты кричишь, словно торговец на базаре?

– Да потому, что твоя мудрость оказалась насквозь фальшивой, как полированные бронзовые скульптуры, которые бестолковые невежественные людишки могут принять за скульптуры золотые! Потому, что ты ничего не знаешь, не понимаешь и ответа ни на один по-настоящему важный вопрос у тебя нет! Потому, что я не желаю более называться твоим учеником, ибо это значит называться глупцом, учеником глупца!

Саддам лишь молча смотрел в мое лицо. Он видел, как наливается краснотой мое чело, и прекрасно различал, как черная лютая злоба заливает мой разум. Тогда я не понял того, что ощутил мой учитель: ибо его честность с учениками, которой он всегда гордился, сейчас сыграла с ним злую шутку, и его «не понимаю» отвратили от него, старого бессильного мага, самого лучшего из его учеников… Так, во всяком случае, он сам называл меня.

Я же, Хасиб, принял молчание наставника за выражение бессилия и потому умолк. Я ожидал каких-то возражений, быть может, оправданий… Да все равно чего, только не этого спокойного, пусть и наполненного глубоким смыслом молчания.

«Мальчику надо выкричаться… – полагаю, думал мой учитель. – Она, Царица, оказывается, уже давно добралась до него. А я так ничего и не знал. Утешает лишь, что Хасиб сам не понимает, что с ним происходит. Значит, свидания с владычицей еще не было. И, значит, живет еще надежда, что оно никогда не состоится. Надо лишь удержать его подле себя, дать ему столько знаний, чтобы искушения Царицы были неинтересны для него…»

– Ну, что ты молчишь, старик? Почему не ответишь ни словом? Почему даже глаза прячешь от меня? Должно быть, потому, что сказать-то тебе и вовсе нечего, что твоя «великая мудрость» оказалась пустым звуком, похожим на звук старой погремушки…

Саддам, мой учитель, молчал. Гнев ученика пугал его, но он понимал, что любые слова, сказанные сейчас в ответ на полубезумные мои выкрики, будут истолкованы неверно, а то и вовсе полностью извращены. Скорее я сейчас понимаю, что происходило в разуме моего учителя. Тогда же все было иначе.

– Ну что ж, – мой гнев волшебным образом угас. Или просто силы для ссоры иссякли. – Сказать тебе, глупцу, и вовсе нечего. Так что же в таком случае я делаю здесь, в доме глупости?

– Постой, друг мой, – негромко проговорил мой наставник. – Думаю, что здесь, в моем доме, ты изучаешь основы наук, которые в будущем смогут стать для тебя хлебом насущным. И изучение это столь же бесконечно, как бесконечна и сама жизнь.

– Да вот только учитель мне уже не нужен, старый ты глупец! – Отчаяние затопляло мой разум и лишало меня не только сил, но и крох терпения. – Если ты не смог найти ответ сейчас, зная, как я в нем нуждаюсь, то, думаю, более не станешь искать ни одного ответа на любой из моих вопросов. Увы, я понял, что все эти годы меня вел по миру знаний человек, который столь же далек от знаний и понимания мира, как наш прекрасный городок под рукой повелителя всех правоверных от прекрасного Багдада. А потому я просто покину этот убогий домишко и этого убогого человечишку и буду далее идти по жизни в одиночку, справляясь с бедами и самостоятельно находя ответы на собственные вопросы, неважно – легкие они будут или тяжелые.

Саддам лишь пожал плечами. Он был уверен, что это пустая сиюминутная блажь, увы, свойственная всем юным душам. Да, он увидел, что я разуверился в учителе. Но наступит завтра, и я пойму, что это было просто заблуждением, которое вызвали, может, черные пятна на далеком солнце или, быть может, пыльная буря, которая в этот час случилась на просторах далекой страны Кемет…

Однако я был совсем иного мнения. Ибо проговорил:

– Прощай, учитель! Годы, проведенные здесь, многому меня научили. Но сейчас я понял, что уже перерос твою младенческую науку, что более ничего она мне дать не может, а будет лишь красть мое время и иссушать душу.

– Ты уходишь, мальчик? Чем же ты станешь заниматься? Пойдешь к отцу в подмастерья?

Почтенный Саддам думал, что сможет этим простым вопросом удержать меня. Что я, задумавшись о будущем, пойму, что не готов еще в одиночку соперничать с судьбой. Но, увы, в этот раз мудрость изменила ему. А ответ мой, глупый, быть может, столь удивил его, что он просто лишился дара речи.

– О нет, бессильный старик. Зачем мне быть подмастерьем у какого-то глупого кузнеца, пусть он даже и мой родной отец? Зачем запирать себя в четырех стенах с клокочущим горном посредине, если мне открыт весь мир?

Почтенный Саддам поднял на юношу удивленный взгляд. «Должно быть, – подумал он, – я слишком давно живу на свете, чтобы понимать, что движет юными умами. Должно быть, моя мудрость и впрямь истончилась, как бумага, и прорвалась во многих местах, явив миру лишь отрепья глупости…»

– Я стану магом, мой глупый учитель. Я умею уже так много, что смогу этим ремеслом добыть себе и кров, и пропитание. Отцу, конечно, будет неприятно узнать, что я не считаю его ремесло своим, но… Но, думаю, он раньше или позже меня поймет. В этом унылом городке мне тесно и душно. А свобода, которую я избрал, станет для меня законной наградой за все годы, которые провел я в этих пыльных комнатах.

Саддам мог бы многое сказать и о свободе бродяги, и о глупости мага-полузнайки, и о том, каких бед может натворить с юным человеком решение, принятое второпях… Но он, почтенный учитель, промолчал. И сейчас я горько сожалею о том, что этому его молчанию придал совсем иное значение.

Молчал Саддам, разглядывая спину удалявшегося ученика, молчал, когда тот скрылся за поворотом улицы, молчал и тогда, когда собирал книги, разложенные в беседке для сегодняшнего урока. Урока, который немало дал бы магу и врагу Царицы змей, но оказался ненужным для бродячего фокусника, в которого превратился я, глупый Хасиб, всего за один миг.

Свиток двадцать третий

– Вот таким был мой наставник! Вот что мучит меня в этой жизни!