Вновь пригодилась уже не совсем синяя и почти не чалма – Мореход размотал ее и стал заворачивать камни побольше, а в обширных и многочисленных карманах кафтана и в складках шаровар разместил драгоценности поменьше.

– Теперь меня не поднимет и самая сильная птица в мире!

Под тяжестью удивительных находок Синдбад не шел, а едва плелся. Но все же достиг скал. И невольно вскричал от удивления и восхищения: скалы были тоже огромными драгоценными камнями! Чудовищно огромные рубины горели кровавыми огнями, изумруды разбрасывали ярко-зеленые лучи… Что ж, если не доставить в сокровищницу подобные чудеса, то хоть рассказать о них халифу он обязан.

И как ни прекрасны были картины, что окружали удивленного странника, но… среди драгоценных скал не было видно прохода.

«Неужели я попал в ловушку? – пронеслась в голове Синдбада паническая мысль. – Да за мной, таким маленьким и неповоротливым, сейчас может охотиться кто угодно. И он, увы, изловит меня в единый миг!»

Словно в ответ на эти мысли, послышалось оглушительное шуршание.

– Аллах всесильный и всевидящий, – пробормотал Синдбад, почувствовав, что звук собственного голоса ободряет его. – Это, должно быть, огромная змея ползет по камням, на ходу перетирая их своим невероятным весом в драгоценный песок.

Мореход представил себе эту ужасную картину и окаменел. Шуршание же становилось все ближе, все громче. И тогда Синдбад побежал. Так, как это позволяли ему набитые камнями карманы и чалма, по желанию далекого халифа сейчас превратившаяся в тюк.

Внезапно скалы раздвинулись – беззвучно, молниеносно, волшебно. Аллах дал Мореходу крошечный шанс. И он поспешил им воспользоваться.

Синдбад юркнул в открывшийся проход и побежал со всех ног. Страх, его подгонявший, был так велик, что он бежал, как не бежал никогда в своей жизни.

Бежал и не чувствовал ни веса камней, ни оглушительного биения собственного сердца.

Внезапно извилистый ход превратился в пещеру. Высота ее была неизмеримо, чудовищно велика, свод терялся в непроглядной тьме. Да и сама пещера была не узким коридором в скалах, а роскошным и к тому же ярко освещенным дворцом. Синдбад-Мореход замер от изумления и страха, оглядывая удивительные покои, вид которых мог поразить любого, даже самого опытного путешественника.

Каменный пол устилали дорожки из персидских ковров изумительной красоты. Освещали пещеру драгоценные камни. Неведомая сила держала их в воздухе на разной высоте, а свечение было таким ярким и радостным, словно летнее солнце подарило день своего сияния каждому из них.

Под стенами пещеры стражниками застыли громадные кобры, раздув свои чудовищные клобуки. Они были и живы и не живы – глаза их блестели, и головы слегка поворачивались, осматривая все вокруг, но приподнявшиеся мускулистые тела охватом более любой колонны оставались неподвижны. Посреди пещеры на помосте, устланном многими роскошными коврами, сидела женщина невероятной красоты. Обыкновенной ее не поворачивался назвать язык. Это была красавица обычного человеческого роста. Но что-то в ее движениях подсказывало Мореходу, что змеи – ее верные слуги и любимые существа.

Как далеко впереди был помост, Синдбад понять не мог, но отлично понял, что улыбка красавицы ослепительна, а сама она столь необыкновенно хороша, что в человеческом языке не найти слов, описывающих это совершенство.

И, конечно, Мореход почувствовал себя червем. Грязный, всклокоченный, с камнями везде, где можно их спрятать, весь в земле… Но то, что увидел он справа у дальней стены, просто пригвоздило его к месту. Огромная клетка, схожая с птичьей. А в ней… в ней заточены были спутники Морехода. Те отчаянные сорвиголовы, которые должны были стать охраной и защитой! Клетку оборачивала еще одна чудовищная змея – толщиной ее тело было в половину роста высокого мужчины. А голова, плоская и словно улыбающаяся, лежала рядом с помостом Повелительницы.

Свиток тридцать второй

За спиной Синдбада, всклокоченного и грязного, нарастало шуршание. Но он не мог сделать ни шага. Более того, он ждал, что эта картина станет последней картиной его удивительной жизни, и понимал, что она может внушить ужас любому, самому отчаянному смельчаку.

– Не бойся, незнакомец! – Голос красавицы, сильный и ласковый, прозвучал в тот миг, когда Синдбад уже простился с миром. – Мои слуги умны и послушны. Они никогда не причинят вреда никому без моего приказа. А Митгард просто недолго прогулялась и теперь возвращается к своим малышам. Верно, моя красавица?

Мимо Синдбада проползло чудовищное тело огромной змеи – каждая ее чешуйка была с ладонь взрослого мужчины. Но это страшилище даже не обернулось, чтобы посмотреть на какого-то невзрачного человечишку, о нет. Оно направилось прямо к Повелительнице, обернулось раз вокруг помоста и потекло куда-то в глубины скал за спиной у своей хозяйки.

– Входи, не бойся! Для друзей у меня всегда найдется и еда, и питье.

И тогда Синдбаду пришлось, собравшись с духом, подойти к помосту. Каждый шаг под насмешливым взглядом красавицы был невероятно тяжел, но выхода все равно не было. Когда до роскошных ковров Повелительницы оставалось совсем немного, он увидел, что его спутники наконец заметили его. Вернее, увидели, что это он, Мореход, а не иной безумец, чудом оказавшийся в этих удаленных от обитаемого мира местах.

«Аллах всесильный, какое счастье! – подумал Синдбад. – Значит, теперь я не один». Он понадеялся, что они смогут ему помочь – пусть не острым мечом, но хотя бы метким словом или советом.

Мореход взошел по ступеням, укрытым персидскими шелками, и опустился рядом с Повелительницей. Увы, она все же казалась обычной женщиной лишь издали. Кожа ее, нежная и бархатистая, была чуть зеленоватой. А глаза, насмешливые и мудрые, и в самом деле были глазами змеи – серо-зеленые и с вертикальным зрачком. Мореход почувствовал себя сейчас самым обычным человеком, игрушкой в руках насмешницы Судьбы. Как почувствовал и свой страх, нараставший, как та волна, что смыла его с надежной палубы «Невесты бриза».

Осторожно принял он из прекрасных лилейных рук Повелительницы пиалу. По вкусу неведомый напиток напоминал отвар из фруктов, но слегка кружил голову. На огромном золотом подносе высились горой самые обыкновенные плоды садов. Рядом, на золотых блюдцах, лежали орехи самых разных стран.

Как и подобает воспитанному человеку, Синдбад вкусил и фисташек, и орехов нут, и плодов далеких северных земель, которые, он знал, называются лесными орехами. И все они были вкусны и обыкновенны.

«Что ж, – пронеслось у голове у Морехода, – значит, я останусь жив. Значит, для чего-то другого подготавливает меня Повелительница».

Меж тем прекрасная хозяйка и госпожа начала разговор так, будто каждый день в ее покои вбегает, словно пойманный вор, взъерошенный незнакомец, все карманы которого набиты самоцветами.