– О-о-о, слушай же, уважаемая! Слушай и не перебивай! Итак, великий Искандер держал путь в те страны, где восходит солнце, мечтая дойти до пределов обитаемого мира. А начал он свой поход из страны древних тайн и колдовства, с берегов черной земли Кемет…

– О да, уважаемая!

– Известно каждому в нашем городе, что армия этого великого воина и царя воинов была воистину бесконечно велика. Люди, конечно, не могли пройти эти необозримые просторы пешком. И потому бесконечно огромную армию сопровождали и поистине гигантские стада.

Мариам подумала, что пока Суфия-ханым, о чудо, не сказала еще ни одного слова, далекого от правды.

– Эти невиданные стада животных и эту бесконечную армию, понятно, следовало кормить более чем щедро. И потому животные были впряжены в чудовищно огромные повозки, нагруженные сосудами с зерном и вином, пряностями всего мира и лакомствами для избранных. Когда же армия находила приют, она располагалась надолго. Рабы, ибо они также сопровождали армию непобедимого Искандера, тотчас же вырывали огромные подземные хранилища, куда складывали эти сосуды, дабы не лежали они на жаре, а их содержимое не превращалось бы в уксус и яд.

Мариам кивала. О, эти воистину прописные истины Суфия-ханым рассказывала так, будто открывала великую тайну. И сейчас почтенная кушачница уже не мечтала добраться до разгадки первых слов старухи. Ей было просто любопытно, сколь далеко в прошлое унеслась в своих мысленных странствиях Суфия-ханым.

– Когда же хранилища были отрыты, туда опустили припасы для армии. Рабов же, которые рыли пещеры, обезглавили всех до единого, чтобы они не выдали врагам места, где хранятся хлеб и вино. Ибо известно, что происки врагов могут убить целую армию без единого выстрела. Тому же, кто управлял этими работами, вырвали язык, но сохранили жизнь – ведь его знания могли еще понадобиться.

Мариам кивала, но уже почти не слушала Суфию-ханым. Та же, увлекшись собственным рассказом, «вспоминала» все больше подробностей, превращая древние события в дела сегодняшние. Ну, в крайнем случае, вчерашние.

– Долго ли стояла у стен нашего города армия, неведомо. Но, отправляясь в странствие, часть припасов она оставила здесь. Вчера же ночью стена рухнула, и горожане нашли эти самые огромные глиняные кувшины с зерном. А зерно это было собрано на берегах полноводнейшей из рек мира и запечатано царской печатью. Глупые наши горожане это зерно превратили в муку, не удосужившись даже осмотреть его как следует. А зерно это было, как известно, поражено болезнью, которая у людей проявляется сначала возбуждением, которое граничит с необузданным героизмом. Позже же такой человек становится вялым, отказывается от пищи, воды и наконец умирает, сраженный смертельной сонливостью.

– О Аллах всесильный, – пробормотала Мариам. Увы, половину рассказа она прослушала, но слова о смертельной сонливости засели у нее в голове. – И теперь, выходит, все пекари готовят лепешки и хлеб из отравленной муки?

– Боюсь, дорогая моя ханым, что они успели уже отравить полгорода.

Увы, существуют пределы даже самого трезвого разума. Многочисленные исторические подробности, которыми усыпала свой рассказ Суфия-ханым, столь заморочили Мариам голову, что она легко поверила в столь глупую небылицу. Да и к тому же, пустынные улицы города лучше всяких глупых клятв в правдивости убедили ее, насколько правдив рассказ почтенной женщины.

– Благодарю тебя, добрая ханым, – поклонилась Суфие Мариам и поспешила домой. О, за себя она была спокойна. Ибо пекла лепешки сама, да и муку предпочитала молоть сама. А вот ее Нур-ад-Дин, как все мужчины, мог пойти по пути более простому – купить муку у какого-нибудь глупого торговца и отдать ее дочери. Та, конечно, уже испекла из этой отравленной муки свежие лепешки, отец их – о, это даже не вызывает сомнений – уже съел. И теперь лишь часы отделяют почтенного купца и ее любимого от мук скорой смерти.

Чем ближе был ее дом, тем более черная тоска завладевала ее сердцем. О, если все это уже случилось – а Мариам не видела причины, почему бы этому не случиться, – то ее помощь, конечно, опоздала. Но если – Аллах всесильный, лишь на тебя одного упования! – новая мука еще только ждет своего часа, то надежда уберечь близких и дорогих людей остается.

Вот показалась родная улица, вот дувал дома Нур-ад-Дина. Почему-то калитка распахнута настежь…

– О Аллах всесильный! Неужели я опоздала? Неужели у Нур-ад-Дина не осталось сил даже запереть двери своего дома?

Почтенная женщина ворвалась во дворик и закричала:

– Мариам! Мариам, где ты?

Увы, девушка не отозвалась. И это еще сильнее испугало почтенную Мариам-ханым. Она всплеснула руками:

– Аллах всесильный! Конечно, первой должна была погибнуть девочка! Ибо она столь слаба, столь уязвима. Тучное чрево ее отца видело в этой жизни множество разных яств. А вот малышка Мариам, конечно…

Мудрая женщина вошла в кухню в надежде встретить там свою молодую тезку и так избавиться от ужаса, царящего в душе. Но в доме было тихо, молчала и печь в углу. Тогда Мариам отправилась в кладовую, дабы осмотреть ее и немедленно уничтожить всю отравленную муку. Увы, как ни хорошо она знала хозяйство своих соседей и давних друзей, но в кладовой, где хранились припасы, была последний раз очень давно. И потому на миг замерла, не зная, с какого короба или кувшина начать.

– О нет, лучше я сначала спасу людей. А спалить отраву успею и потом!

Мариам решительно направилась в сторону опочивален. На женской половине она легко нашла комнату Мариам-младшей, но там было пусто.

– Какое счастье, – пробормотала умная женщина, – девочка невредима… Но ее отец, прекрасный как сон и мудрый как змея Нур-ад-Дин… Жив ли он еще?

Решительным шагом она пересекла коридор и распахнула двери в опочивальню. Полумрак и тишина окутывали все и здесь…

– Аллах всесильный, но где же они оба?

Увы, ответа на свой вопрос она не находила. Не помня себя от беспокойства, она направилась к выходу из дома, дабы вернуться к себе и там обдумать всю эту странную историю с исчезновением ближайших друзей. Но даже до дворика дойти не успела…

Ибо ей на голову из темноты некто набросил мешок. И чей-то тихий голос прошипел:

– Вот наконец я и поймал тебя, коварный вор!

Макама двадцать третья

Бесиме замерла в дверях их опочивальни. Нур-ад-Дин поднял бровь, остановив взгляд на шелковом кафтане, обильно расшитом цветами.

– О, как ты прекрасна, моя жена!

– О любимый, – девушка улыбнулась, – как же мне отрадно слышать это слово… Жена…

Нур-ад-Дин вернул улыбку своей прекрасной супруге. О да, стать мужем было для него ох как сладко!

– О, прекраснейшая, но на тебе слишком много одежды. Придется это немедленно исправить.