Урия внимательно посмотрел на нее:
— Как твои дела, дитя мое?
— Со мной все в порядке, если не считать той боли, что терзает меня: пришлось оставить отца, когда он больше всего во мне нуждался.
— Я знаю. Время все лечит, девочка, поверь.
Он бережно подвел ее к паланкину и проследил, чтобы она удобно устроилась. Абдаль тоже забралась внутрь и уселась рядом. Обе женщины расположились на шелковых подушках. Как только они удалились от пристани, Эриния принялась осматривать окрестности. Их путь пролегал по бедным кварталам города, где люди жили в крытых пальмовыми ветвями хижинах и носили плетенные из тростника сандалии. По мере удаления от порта им стали встречаться многочисленные мастерские каменотесов, ткачей, столяров и гончаров. Теперь Эриния получила более полное представление об Александрии и смогла наконец убедиться, какой это великолепный город — со сверкающими золотом зданиями и высеченными из камня обелисками.
Наконец процессия остановилась на длинной, окаймленной деревьями улице, по обеим сторонам которой располагались мраморные храмы. В одном месте носильщики, тащившие паланкин, внезапно остановились, и Эриния рассердилась, узнав, что они остановились, чтобы дать пройти отряду ромейских солдат. Похоже, на земле, как и на море, все должны были уступать дорогу этим наглым завоевателям. Девушка мельком заметила пурпурный плащ, проплывавший мимо, и подумала, что это может быть даже сам кесарь. Она задумалась, встретится ли еще с тем незнакомцем, что прибыл в Александрию на борту «Белого коршуна»?
Эриния скучала по тихому спокойствию поместья и, встретившись взглядом с Абдаль, поняла, что служанка думает о том же.
К тому времени, когда они достигли наконец своего нового дома, солнце уже низко спустилось к западному краю неба. Носильщики устало проплелись через сводчатые ворота и дальше по мощенной камнем дорожке, опустив паланкин перед массивной парадной дверью.
Эриния сама не знала, что ожидала увидеть, но определенно не этот милый дом, скрытый от городского шума среди садов, которые ей тут же захотелось осмотреть. Здание из белого песчаника под красной черепичной крышей оказалось гораздо просторнее, чем она могла предположить.
Когда они устроились, Эриния настояла на том, чтобы прогуляться. После долгого утомительного путешествия ее манили вечерняя прохлада и мирное спокойствие сада.
— Не ожидала, что Урия живет так богато, — заметила Эриния, пока Абдаль стряхивала листья с мраморной скамьи, чтобы они могли посидеть.
Абдаль выглядела встревоженной.
— У Урии нет даже медного обола. Он раб твоего отца, как и я.
Эриния почувствовала, что краснеет от смущения — этого она тоже не знала.
— Я… нет. Я никогда об этом не думала! — Она была потрясена. — Я всегда считала и тебя, и Урию своей семьей.
Абдаль знала, что отец, относившийся к своим рабам с необычайной добротой, ограждал ее госпожу от жестоких реальностей мира.
— И тем не менее мы остаемся рабами.
— Значит, этот дом…
— Принадлежит нашему хозяину, твоему отцу.
В словах Абдаль не звучало ни горечи, ни сожаления — для нее это была данность.
Эриния печально опустила голову.
— По правде говоря, Абдаль, я ведь тоже одна из рабынь отца.
Абдаль не могла этого отрицать.
Эриния сразу отправилась в постель, отказавшись даже от восхитительных лакомств, которыми Абдаль пыталась ее накормить. Комнаты девушки были очень удобны: полы выложены белым мрамором, таким гладким, что можно было смотреться в него, как в зеркало; застеленная льняным полотном постель своей мягкостью могла бы соперничать с облаком. Очевидно, Урия постарался отвлечь госпожу от ее горя. Пусть всего лишь уютом нового жилища.
Эриния беспокойно металась и ворочалась в постели — ей никак не удавалось заснуть. Она дотронулась до своих губ, вспоминая ощущение от прикосновения губ ромейского офицера. Вновь и вновь незнакомая слабость разливалась по всему телу при одной только мысли о нем. Его лицо постоянно стояло у нее перед глазами, и ей никак не удавалось отделаться от этих навязчивых воспоминаний. И только когда первый утренний ветерок пошевелил полог кровати, Эриния наконец погрузилась в глубокий сон без сновидений.
Была уже середина утра, когда она проснулась от голоса Абдаль: та распоряжалась, чтобы для госпожи приготовили ванну и подобающую одежду. Завтракая, Эриния погрузилась в размышления о том, чем будет она заполнять долгие часы, которые ждут ее впереди. Она привыкла к активной жизни, но теперь, похоже, будет заперта в золотой клетке.
Когда девушка отдала дань медовым лепешкам с охлажденным манго и кусочком козьего сыра, Абдаль заговорила:
— Урия спрашивал, может ли он поговорить с тобой сегодня. Он ждет во внутреннем дворике.
Первое, что заметила Эриния, ступив в красивейший внутренний двор, — это яркие пятна всевозможных цветов среди зелени. Урия беспокойно расхаживал взад и вперед по дорожке, выложенной известняком. Но, как только девушка показалась в саду, поспешил навстречу.
— Спасибо тебе, госпожа Эриния, что так быстро откликнулась на мою просьбу.
Эриния настороженно встретила такое официальное обращение к ней и задалась вопросом: чем оно вызвано? После того как она закончила образование и Урию отослали в Александрию, она сильно скучала по нему и с нетерпением ждала каждой встречи с наставником. К счастью, раз в полгода Урия навещал поместье и свою ученицу.
Когда учитель подошел к ней, девушка увидела, что он заметно сдал: спина его уже не была такой прямой, как когда-то. Он был невысок ростом, и его седая борода приобрела тот же цвет, что и изрядно поредевшие волосы. Но в темных глазах учителя по-прежнему светилась нежность, когда он, улыбаясь, отвесил ей поклон.
— Пожалуйста, устраивайся поудобнее, госпожа. — Он указал ей на мраморную скамейку.
— Мои кошки не доставляют тебе хлопот, милый Урия?
— Ни капельки, госпожа! По указанию твоего отца я построил для них загон с высокой оградой. И у Тиля есть собственная просторная клетка. Кошек кормят только вареным мясом, и у них достаточно места, чтобы побродить. — Он улыбнулся. — Должен признать, что остальные обитатели дома избегают заходить в дальний конец сада, где теперь расположился загон для животных.
Эриния опасалась, что Нюкта постарается напасть на гепарда, если представится возможность.
— Ты держишь их раздельно?
Он поклонился.
— Как мне было приказано, госпожа.
Эриния впервые заметила, каким усталым он выглядит.
— Ты не присядешь рядом со мной, Урия?
— Если позволишь, госпожа, я лучше постою. Мне нужно многое тебе сказать.
— Тогда говори, но сидя, — настойчиво сказала она.