— Никита остался в библиотеке?
— Да. Единственное, что я сделала, так это перенесла его за стеллаж и посадила там на ковер, чтобы создавалось впечатление, что он прятался от преступника. Мне стоило большого труда сладить с ним, в нервном припадке у него появилась недюжинная сила, однако я все же справилась. К этому времени мальчик ничего не мог сказать, он только всхлипывал, к счастью, негромко. Я слышала, что в таком состоянии некоторые люди начинают ужасно кричать, а это могло бы привлечь внимание соседей к дому.
— Вы не побоялись, что, когда Никита придет в себя, он расскажет, как все было на самом деле? Ведь вы же не могли знать, что у него разовьется психическая болезнь и он будет отправлен на лечение в клинику?
— Я мало думала в тот момент, мне важно было лишь одно: избавить Никиту от наказания. Придумать нечто лучшее я не могла, да и не старалась, мне было не до того. Я не взяла свои вещи, чтобы не привлекать внимания к тому, что была в доме, а сломя голову бросилась вон. Это было ужасно, я знала, что поступаю неправильно, что это может привести к негативным последствиям, но рассказать милиции все, как было, тоже не могла. Поймите это.
Я понимала. Хотя Эльмира не говорила об этом прямым текстом, однако она, безусловно, понимала, что, рассказав о событиях того дня, наверняка подставила бы и себя тоже. Версия убийства отца ребенком выглядела довольно неординарно, совсем как в американском психологическом триллере, и, возможно, именно потому, что в ней присутствовало нечто киношное, она казалась неправдоподобной. А с другой стороны, кто спорит, что психически больные люди, склонные к истерии и нервным припадкам, способны на многое, в том числе и на убийство?
Что же касается меня лично, то в связи с открывшейся истиной в расследовании возникал довольно неприятный момент. Каким образом я преподнесу эту версию убийства моей клиентке? Придется немало потрудиться, чтобы убедить эту особу в том, что ее собственный сын убил мужа. Хотя… возможно, что я зря волнуюсь и она безропотно примет эту версию, успокоившись насчет своего любовника.
Можно было покидать неуютный дом родственников Эльмиры и возвращаться домой, где еще раз все продумать и привести в соответствие события логической цепочки, случившиеся в тот роковой вечер. Представлять клиентке результат проделанной работы следовало надлежащим образом, чтобы версия не казалась ей притянутой за уши. В то же время я планировала предоставить ей самой решать, как поступать с информацией: обнародовать ее перед окружающими — родственниками и знакомыми — или же постараться сохранить в тайне и открыть лишь официальному следствию, дабы окончательно обезопасить своего любовника. Почему-то мне казалось, что Виктория Валентиновна предпочтет первый вариант, ведь он поможет ей предстать перед родственниками мужа в образе невинно страдающей вдовы, жертвы жестокого тирана-мужа.
Я ехала по трассе в сторону Тарасова, а приставучий и въедливый внутренний голос ехидно вопрошал меня: «А почему ты, собственно говоря, безоговорочно веришь этой девчонке?»
Странно, но чем больше я думала о рассказе Эльмиры, тем меньше мне хотелось принимать полученную версию убийства за истинную. Наверное, еще слишком свежи были мысли о том, что преступление могло быть совершено поклонником Эльмиры из ревности. А что, версия вполне правдоподобная, особенно теперь, когда девушка сама подтвердила наличие любовной связи с хозяином. «Интересно, а что думает по этому поводу госпожа Василовская?» — думала я, набирая номер ее сотового. В конце концов, пора бы нам и пообщаться. И я набрала на сотовом телефон клиентки.
— Добрый день, Виктория Валентиновна, с вами говорит Татьяна Иванова.
— А, да-да, здравствуйте. Я уже звонила вам домой, хотела узнать, как идет расследование, но никак не могла застать.
Ложь была слишком явной, чтобы ее разоблачать. У меня, в конце концов, имеются автоответчик и сотовый, которыми можно было воспользоваться, чтобы установить со мной связь. Ладно, черт с вами, Виктория Валентиновна.
— У меня к вам один вопрос. Какие отношения связывали вашего мужа и домработницу Эльмиру Алайтес?
— Ну… они как-то сразу нашли общий язык, что было несвойственно для моего мужа, подолгу беседовали… В общем, отношения довольно положительные.
— Между ними был роман? — спросила я напрямую.
Поскольку сама Виктория Валентиновна вела довольно свободный образ жизни при живом муже, то я не собиралась церемониться и щадить ее чувства, задавая свой вопрос намеками. Если роман на самом деле имел место быть, то она не может не знать о нем. Впрочем, как и о возможных конфликтах между мужем и домработницей. Однако то, что я услышала, было довольно неожиданным:
— Я об этом говорить не хочу. Не привыкла выносить сор из избы…
— И тем не менее сказать придется! — отрезала я. — С какой стати вы вдруг решили скрывать от меня информацию?
— Да разве это имеет отношение к делу? Ну да, действительно, он спал с ней какое-то время, но я этот позорный факт предпочитаю не афишировать. Да к тому же их связь закончилась примерно полгода назад.
— Почему вы так в этом уверены? Как правило, в амурных делах об истинном положении вещей знают только двое…
— О чем вы говорите? — раздраженно перебила меня госпожа Василовская. — Валерий несколько месяцев провел в Чарующем, тогда как Эльмира в последние месяцы жила в городе и вела хозяйство в нашей квартире, у меня на глазах. Они просто физически не могли встречаться. Домработница была отправлена в Чарующее только в июле, как раз тогда, когда туда приехали и мы с Никитой.
Вот это новость! Я даже не стала выговаривать ей насчет того, что только сейчас получила эту важную информацию. Но тогда выходит, что Эльмира меня все-таки обманула! Она же твердила о том, что приехала в дом для того, чтобы разорвать отношения с любовником, тогда как на самом деле их роман приказал долго жить уже несколько месяцев назад. Нехорошая нестыковка…
Я лихо прибавила газу и помчалась по трассе на немыслимо бешеной скорости: хорошо хоть других машин практически не было. Через открытое окно ветер развевал мои волосы и приятно холодил затылок и виски. Лишь один человек сейчас мог оказаться полезным для меня: им был не кто иной, как родственник Эльмиры дядя Саша. Он знал о племяннице многое и не был предупрежден ею о необходимости держать информацию в тайне. Бесхитростный человек — настоящая находка для детектива, особенно в разгаре расследования. Нет-нет, да и поможет ему кто-нибудь из таких людей ничего не значащим на первый взгляд сведением, причем сам не будет сознавать оказанной помощи.
Дядю Сашу я нашла в консерваторской мастерской, где он обнимал внушительных размеров контрабас, пытаясь, очевидно, определить причину неполадок с ним. На меня он глянул лишь мимолетом, явно не узнав, после чего вновь продолжил свое дело. Собственно говоря, ситуация меня устраивала: при благоприятных условиях тот факт, что я осталась неузнанной, мог мне здорово помочь.