Рахметов вздохнул.
– Если вы видите, что он выглядит несколько вялым, безынициативным, просто уйдите и ждите, когда он вам позвонит. Но если в его глазах появился азарт, то ответьте ему взаимностью.
– Да, неблагостную картину вы нарисовали мне, Борис Алексеевич, – сказала Ариадна.
– Жизнь сейчас такая трудная, Ариадна, – снова вздохнул Рахметов. – Кому сейчас легко? Ко всему прочему для вас истинный путь может открыться в другом…
– Что, вернется муж? – с некой надеждой посмотрела на астролога Ариадна.
Рахметов покачал головой и состроил скептическую гримасу.
– Для этого оснований пока маловато, – дипломатично ответил астролог. – Маловато… Кто знает, но все же я не стал бы…
– Что же за истинный путь? – резко прервала его нетерпеливая и категоричная Ариадна.
– Он совсем в другом, дорогая моя. Что вы так зациклены на личной составляющей вашей жизни? Безусловно, она важна, но нельзя гиперболизировать, возводить все в культ, будить в себе параноика. Ни в коем случае!
И Рахметов зарядил монолог на целых полчаса. Он почти загипнотизировал клиентку. Ариадна, иногда склонная к резкости и бесцеремонности в общении, сидела как завороженная и слушала. Она внимала словам этого мужчины и чувствовала, что все проблемы, с которыми она пришла к нему, не стоят и выеденного яйца. Он был прав на все сто процентов. Не стоит хвататься за какие-то полумеры, необходимо решать радикально, революционно.
– Пусть сильнее грянет буря! – с пафосом классика советской литературы закончил свою пламенную речь Рахметов и почувствовал, что устал.
Однако вознаграждение ждало его очень скоро. Ариадна даже не стала задавать никаких дополнительных вопросов, она только лишь кивнула в знак того, что абсолютно все поняла. А потом проследовала в прихожую. Она сняла с вешалки сумочку, достала оттуда косметичку и с гордым видом бизнес-леди вручила Рахметову тысячную купюру. И в этот момент она ощутила себя хозяйкой жизни этого человека. Это было одно из любимых чувств Ариадны. Это была компенсация за то, что в течение получаса она, наоборот, ощущала себя рабыней рахметовского интеллекта.
Таких клиенток, как Ариадна, у Рахметова было немного. Поэтому, получив от нее деньги, он расплылся в лицемерно-подобострастной улыбке.
Женщина мечтала найти свою судьбу, раз уж ее бросил муж. Более того, ушел к другой. Рахметов, правда, не видел ту женщину, что совершенно естественно – откуда он мог ее знать? – но, будучи неплохим психологом, предполагал, что она во многом превосходит Ариадну. Последняя была слегка неотесанной, не очень изысканной в манерах и преувеличивала значение необходимости борьбы за права женщин. Немудрено, что многие мужчины боялись ее.
Рахметов не знал историю ее знакомства и развития отношений с мужем и в глубине души, честно говоря, недоумевал, почему этот мужчина увлекся именно этой женщиной. Тем более что, по словам Ариадны, муж ее был достаточно образованным и преуспевающим человеком.
– До свидания, Борис Алексеевич, я зайду к вам на следующей неделе, – сказала Ариадна. – И сообщу вам, как изменилась моя жизнь.
– Да-да, конечно, – продолжая по инерции улыбаться, отреагировал Рахметов, открывая дверь своей квартиры, чтобы выпустить Ариадну.
Когда за ней закрылась дверь, Рахметов облегченно вздохнул. Тысяча рублей за час, не выходя из дома, – весьма неплохой заработок. К тому же сегодня ожидается еще одна персона, примерно с такими же проблемами. Что ж, как говорят режиссеры, придется делать «дубль-два» – ту же речь, те же полчаса с небольшими экспромтными поправками. Рахметов, удовлетворенный собой, прошел в комнату и включил телевизор. Теперь можно расслабиться…
* * *
– Родион, вы всегда такой рассеянный? – нахмурилась я. – Для юриста это же нонсенс!
Перетурин стоял, как нашкодивший первоклассник перед строгой учительницей, опустив голову. После того что он сообщил мне по телефону, я попросила его приехать ко мне сейчас же, и Родион, ощущая свою вину, не замедлил явиться пред мои очи.
– Как вы могли об этом забыть! – продолжала я распекать своего клиента. – Возможно, мы бы не тратили столько времени на отработку других, совершенно бесплодных версий! Да девяносто процентов, что исчезновение Вячеслава связано именно с тем, что вы мне сейчас поведали! И случившееся с Вероникой наверняка тоже!
– Да это все как-то мимолетно… Вячеслав особо-то и не рассказывал, так, обмолвился… Они и ссорились-то ненадолго! – оправдывался Перетурин.
Я нервно выдохнула и стала барабанить пальцами по столу. То, что сейчас сказал Родион Перетурин, на мой взгляд, кардинально меняло всю картину произошедшего.
Оказывается, существовал любовный треугольник. Россошанский – Колесников – Вересаева. Несмотря на очевидную пошлость и банальность версии, Россошанский, как единственный не пострадавший из составляющих этого треугольника, становился подозреваемым. Оказывается также, что Вероника сначала была подругой Вячеслава, а после того как случайно узнала о его измене, переметнулась к Россошанскому. Непонятно, кстати, почему. Продолжалось это вроде бы недолго, и потом, по словам Перетурина, она снова вернулась к Колесникову, на сей раз вроде бы окончательно, что и должна была подтвердить намечавшаяся свадьба. Странным выглядело то, что ни Вероника, ни Россошанский ни словом об этом не обмолвились при разговоре со мной. Однако Родион Перетурин тут же нашел этому объяснение.
– Понимаете, Таня, – расхаживая по комнате в моей квартире, говорил он. – Вы все-таки человек чужой, посторонний. И естественно, что Вероника не хотела этим делиться с кем попало.
– Но Вячеслав-то пропал! – эмоционально перебила я Перетурина.
– Значит, она была уверена, что все эти любовные страсти не связаны с его исчезновением! – заявил Родион. – А Россошанский понятно почему промолчал: ему не хотелось, чтобы его проверяли. Вполне возможно, что зазря.
– Недаром я уловила в его интонациях некое особенное отношение к Веронике! – заметила я. – Он и позвонил-то ей, предупредив о нашем визите, потому что, видимо, в самом деле питает к этой женщине некие чувства. А может быть, потому, что хотел договориться с ней о том, как себя вести, и чтобы она не говорила правды.
– Но это означает, что они сообщники! – воскликнул Перетурин. – А это невозможно, потому что Вероника в самом деле любит Вячеслава. Вячеслава, а не Россошанского.
– Родион, – в очередной раз вздохнула я. – Вот если бы вы сказали мне с самого начала об этом, мы бы сейчас не ломали голову над тем, что она там скрывала и скрывала ли вообще. А такое ощущение у меня было после разговора с ней.
А теперь с Вероникой невозможно поговорить! Она в больнице, без сознания, с черепно-мозговой травмой! В милиции считают что это несчастный случай. И все это очень подозрительно.
Перетурин выглядел очень виноватым и сокрушенным.
– М-да, – задумчиво протянула я. – В здании человеческого счастья любовь образует купол, а дружба возводит стены…