Оба то и дело кивали знакомым, как того требовали правила приличия, но Джон, к величайшему облегчению Виолы, ни разу не остановил ландо, пока они не оказались в более уединенной части парка. Кучер натянул поводья, и два лакея, сопровождавшие супружескую пару, подхватили корзинку и мешок. Джон привел жену в тенистое местечко на берегу небольшого пруда.
— Подойдет? — осведомился он.
Конечно, наедине они не остались: вокруг полно гуляющих, и те, кто знал лорда и леди Хэммонд, переглядывались и перешептывались. Но здесь все-таки куда спокойнее, чем в центре парка, да еще в такой солнечный день. Конечно, подойдет.
Дождавшись знака, лакеи расстелили одеяло. Виола уселась. Юбки цвета слоновой кости живописно раскинулись. Но она немного подобрала ноги, чтобы дать место Джону. Он уселся напротив. Слуги расставили тарелки, разложили серебряные приборы и салфетки.
Виола медлила, стягивая перчатки.
— Виола!
— Д-да? — пробормотала она, заставив себя поднять глаза.
— Поверь, совершенно не важно, что о тебе думают люди.
— Для меня важно.
— И все-таки не стоит показывать, что тебя задевает чужое мнение, — посоветовал Джон.
Она снова огляделась.
— К завтрашнему дню перевес в ставках, несомненно, будет в твою пользу. Во всех клубах. Мужчины будут аплодировать тебе за то, что наконец-то заставил дерзкую, скандальную, непокорную фурию-жену выполнить свой долг.
— Если они будут говорить именно это, значит, не слишком хорошо тебя знают.
— Потому что я намерена выиграть нашу маленькую войну?
— Нет. Потому что ты не фурия, — рассмеялся он. — А вот непокорная — дело другое.
Будь проклят он со своим обаянием! Он может делать все, что угодно, говорить все, что угодно, и все же были моменты, когда он мог рассмешить ее.
Виола, ничего не ответив, отвернулась.
После того как лакеи поставили корзинку и мешок рядом с Джоном, тот отпустил их. Они отошли на почтительное расстояние, но все же оставались достаточно близко, чтобы при необходимости немедленно откликнуться на зов.
Джон развязал тесемки кожаного мешка и вытащил бутылку шампанского. С бутылки стекали капли воды от растаявшего льда, в котором оно охлаждалось.
— Шампанское? — вскинула брови. Виола. — Не слишком ли ты далеко заходишь, Хэммонд?
— Слишком, — согласился он, вытаскивая из корзины бокал. Открыл бутылку и налил золотистую пенистую жидкость в высокий хрустальный сосуд.
— Что еще ты привез? — спросила она, беря протянутый бокал и даже не пытаясь скрыть любопытство. — Наверное, устриц? Или, поскольку у нас есть шампанское, возможно, клубнику в шоколаде?
Джон покачал головой и отставил бокал.
— Нет-нет, кое-что получше. То, что ты любишь гораздо больше. Лепешки.
Он сунул руку в корзину. Вытащил миску с круглыми золотисто-коричневыми лепешками, поставил на одеяло. За лепешками последовал маленький горшочек с джемом.
Виола обожала лепешки и джем. Значит, он и это помнит.
Она поняла, что у Джона перед ней огромное преимущество. Слишком много он знал: как ей хочется есть в это время дня, какую еду предпочитает, как тает, когда он целует ее в шею…
— И, разумеется, ежевичный джем, — вздохнула она.
Джон открыл горшочек, задумчиво заглянул внутрь и улыбнулся уголком рта.
— Знаешь, ты права, — объявил он, довольно неуклюже изображая изумление. — Твой любимый. Какое совпадение!
— Ты бессовестно пытаешься подольститься ко мне! — воскликнула она. — Снова втереться в доверие!
«Заставить снова влюбиться в тебя…»
— Верно, — с готовностью согласился он, отставив горшочек и наливая себе шампанского, после чего откинулся назад и оперся на руку.
Виола покачала головой. Кажется, он абсолютно безразличен к тому, что его разоблачили.
— А что, уже действует? Уже?
Виола нахмурилась и сделала глоток шампанского.
— Полагаешь, твоя победа — всего лишь вопрос времени? С твоей стороны весьма самонадеянно думать, будто меня можно столь легко завоевать, да еще используя такую нехитрую тактику, как пикники и шампанское!
— Означает ли это, что ты не хочешь лепешек? — деланно удивился он.
Виола поджала губы и склонила голову набок. При виде лепешек решимость ее поколебалась.
— А сливки? Ты привез сливки?
— Разумеется.
Он отставил бокал и вынул еще один горшочек.
— Передай мне лепешку, — сдалась Виола, в свою очередь ставя бокал на тарелку.
Он разрезал лепешку вдоль и вручил ей обе половинки вместе с ложкой.
— Так и знал, что лучший способ действий — это подкуп.
— Наоборот, — проворчала она, накладывая взбитые сливки на лепешку. — Меня не одурачишь. Лепешки, джем, шампанское. — Она с аппетитом надкусила лепешку. — Ничего тебе не поможет.
— Виола, сжалься, — взмолился он, тоже принимаясь за лепешку. — На что мне приходится идти, чтобы завоевать твою благосклонность!
Виола не удержалась от улыбки, глядя, как он запихивает в рот половину лепешки, намазанной толстым слоем сливок и джема.
— Я страдаю. Ты ведь знаешь, я предпочитаю абрикосовый джем ежевичному!
Он стер большим пальцем с уголка губ каплю джема, слизнул и многозначительно уставился на нее:
— Но ежевика имеет свои достоинства.
Она распознала этот взгляд. Распознала разумом, телом и сердцем. Этот горячий, проницательный взгляд. И напряглась, наблюдая, как он откладывает недоеденную половину лепешки. Но не смогла подняться и отскочить, когда он подвинулся ближе, так, что коснулся ее бедра своим.
— У тебя весь рот в джеме.
— Ты все это придумал, — не поверила она, продолжая жевать, но все же провела пальцем по губам, чтобы удостовериться, не лжет ли он. — И никакого джема у меня на губах нет.
Джон небрежно опустил палец в горшочек с джемом, подцепил немного и коснулся ее рта.
— Теперь есть.
Это игра, их игра, в которую они часто играли когда-то. Во время таких пикников, если никто не смотрел, Джон мазал джемом ее губы, а потом стирал его поцелуями. Когда они поженились, это стало частью их утреннего ритуала. Завтрак в постели, ежевичный джем и любовь… Он говорил об этом еще вчера, а сегодня снова напомнил ей. Напомнил о ее давних чувствах к нему, вновь вытаскивая на свет божий подробности, которые она вынудила себя забыть.
— Ты всегда любила постельные игры по утрам…
Джон подался вперед. Теперь его губы были совсем близко. И этот понимающий взгляд…