— Отвезем ее? — садясь на первое сиденье, попросила Лена. — Поздно уже и опасно одной.
Согласно кивнув, Паша завел мотор. Молча ехали. Машина двигалась плавно, по радио томно пела певица, Асю даже немножко укачало, она не сразу расслышала голос Лены:
— Ты приехала. Ася…
— А? — вскинулась та. — Ой… спасибо. Пока.
Теперь домой… Ася поднималась по ступенькам не спеша, не хотелось открывать дверь квартиры, где особая аура, напичканная отрицательной энергией. Утешала себя тем, что Мариночка наверняка видит десятый сон на одну и ту же тему счастья: дочь побеждает на конкурсе «Мисс Мира»; толпы корреспондентов вьются вокруг нее, такая же толпа предлагает подписать контракты. Да, да, тут тебе и журналы, и модные дома, и Голливуд, а Мариночка агент дочери, именно выбирает контракты и торгуется, как на базаре за кусок мяса…
— Где ты шлялась?
В квартире, закрывая входную дверь на ключ, Ася содрогнулась от голоса матери, невольно отпрянула и спиной ударилась о стену.
— Ты не спишь? — растерялась она, предчувствуя, что сейчас начнется очередная серия из семейного кино про злую мачеху и беззащитную падчерицу.
— Спрашиваю, где ты шлялась?
— В клубе, где ж еще. Соньку убили, нас следователь допрашивал.
Мариночку, разумеется, чужие беды не колышут:
— Позвонить не могла?
Случается, Ася использует тактику доктора в психиатрической больнице. Хотя в психушках она никогда не была, но кино видела и взяла на вооружение поведение врача с больными — спокойное, мягкое:
— Не могла. Я в себя еле пришла и то после разговора со следователем. Было уже поздно звонить тебе, я думала, ты спишь. Есть что-нибудь попить?
— Компот. Иди на кухню.
Компот бывает вкуснятиной, когда добавлен сахар, а без — кислятина. Ася опустилась на стул, поставила стакан с ярко-малиновым напитком на стол, собираясь добавить сахарку… Ага, щаз, раскатала губы! Мариночка приплелась:
— Что ты сказала? Соньку… что?
Уставшая дочь подняла глаза на мать и вдруг увидела в ней заморенную клячу на последнем издыхании. Она и так худая, а сегодня лицо Мариночки напомнило обглоданный скелет, на который кто-то остроумный натянул кожу, получилось существо из загробного мира — смешное и жалкое одновременно.
— Соньку зарезали, — повторила Ася. — В туалете.
— Насмерть?
— А то. Страшное дело.
— Кто?
— А я знаю!
— Ну кто-нибудь на подозрении есть?
— Все, наверное, — пожала плечами Ася. — Все, кто там был.
— Ну и царство ей небесное, конкуренции меньше. Ложись спать, компот можешь взять с собой, вдруг ночью пить захочется.
Вот! Позаботилась о доченьке. Она всегда добреет, когда у Аси что-то сдвигается в положительную сторону. На данный момент положительный фактор — ушла с дороги Соня, отрицательный фактор — не удалось добавить в компот сахарку, а сладенького хочется… теперь перехочется. Страшно произнести, но Ася ненавидела мать. Ненавидела с ее проектами, попреками и титаническими усилиями устроить дочери счастливую жизнь. Недосягаемое счастье она тоже ненавидела. В своей комнате, переодевшись в пижаму, Ася подошла к стене, где висел календарь, и посчитала:
— Сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь… Четыре месяца… — И, постелив постель, она улеглась на кровать, повторяя мантру: — Целых четыре месяца… Меньше, но все равно четыре, потом сразу будет три… Как долго…
Через день Ника приехала в студию с намерением подумать в тишине, дома этого сделать невозможно. Сегодня нет съемок, разве что кто-то вне плана завернет в фотостудию запечатлеть свой облик на долгие годы, а работы полно — отобрать и обработать снимки, из плана она выбилась. А вчерашний день провели в гаданиях — кто и почему, да как эту гниду найти. Не придумали. Нике понадобилась пауза, чтобы в себя прийти — раз, чтобы проанализировать ситуацию — два, она же не дура, должна понять, как выкрутиться им всем. И вместо работы Ника вставила флешку, перенесла снимки из кафе в компьютер. Подперев щеку ладонью, она просматривала кадры, задерживая взгляд на знакомых и пытаясь угадать — кто? Вот солидный мужчина, может он быть маньяком-убийцей? Запросто. Морда самодовольная, наглая, такие все себе позволяют. А если посмотреть на него с другой стороны? Ну, немножко высокого о себе мнения, это еще не преступление, а так… заурядный богач, глотающий таблетки и мечтающий продлить свою жизнь еще лет на сто. А вот Эдик-Эд… И это его фото… И еще он…
— Н-да, есть в тебе, Эдик, нечто от маньяка.
Во всяком случае, Ника поняла, что в нем не нравится ей: неискренность. Он закрыт на все замки и застегнут на все пуговицы, проще — не откровенен. Но разве это повод… Нужны доказательства, а где их добыть — не имела понятия.
— Ника!
Она резко крутанулась в кресле и с изумлением увидела следователя Гранина в нескольких шагах от себя. Опять увлеклась и пропустила вошедшего человека, а если бы это был убийца?
— Вы меня напугали, — выдавила Ника. — Я не слышала, как вошли…
— Вы были слишком увлечены. Можно мне посмотреть то, что вам удалось наснимать в кафе «У Софи»?
— Да, конечно.
Ника придвинула стул, тем самым приглашая его к просмотру. Первые минут десять он ничего не говорил, на втором десятке его вопрос не удивил:
— Как вы попали на место преступления?
Она подробно рассказала, почему очутилась в биллиардной (от скуки туда отправилась, тусовки Ника не любит), кого фотографировала, показала снимки. По его лицу поняла: ацтек в отпаде и данный факт приятен, хотя Гранин не проявлял свои впечатления бурно. Ну и так далее, до того момента, когда вбежала в туалет. На мониторе один за другим мелькали кадры убитой Сони, Тамары, затем и тех, кто примчался на вопли, когда закончилась музыка… Короче, контакт получился, но в самый мирный момент Ника не ожидала вопроса, ради которого он, наверное, и приехал в студию:
— А вы не задумывались, почему так много убийств вокруг вас?
Вон оно что! Да на него табличку надо повесить «Осторожно, подколодный змей». Да с ним расслабляться никак нельзя.
— Я не подхожу на роль роковой женщины, — отбрила Ника, взяв резкий тон. — А то еще чуть-чуть, и вы скажете, что убийца я.
— Не сердитесь, Ника. Просто у меня ощущение, что вам известно чуточку больше, чем вы говорите.
— Докажите! Черт, я так и знала, что вы прицепитесь ко мне!
— Доказать — докажу, только мне бы хотелось без лишних хлопот, затягивающих расследование, услышать все, что известно вам.
Как быть? Глеба сдать — недостойно, она навредила ему достаточно, чтобы ее четвертовать, и уверена: его вины нет. Вот если бы он сам захотел встретиться с ацтеком… но нет, Ника на его месте ни за какие блага не согласилась бы.