В самый последний момент перед концертом начали отрываться пуговицы, расходиться молнии и ломаться крючки. У серого платья, которое взяли у театралов, на подоле оторвалось кружево. Артистка сделала пару шагов, угодила туфелькой в дырку и упала, разбив себе нос. Из буфета для нее принесли лед, а Дайнека нервно зашила дыру под испепеляющим взглядом Валентины Михайловны.
Улучив минутку, Дайнека пробралась на сцену, где уже повесили праздничный «задник» и все было готово к началу концерта. Прильнув к занавесу, она отыскала в нем щелку и увидела через нее зрительный зал – торжественный, залитый светом, полный людей. В центре партера в окружении почтительных спутников сидел бородатый мужчина.
«Мэр Михненков», – эта мысль пришла ей на ум безо всяких усилий.
У пульта в боковом кармане появилась помощник режиссера и взяла микрофон.
– Внимание! – Ее голос эхом прошелся по всем гримеркам. – Пятиминутная готовность. – Женщина махнула Дайнеке: – Быстро со сцены!
Дайнека спряталась за кулису и ощутила себя неотъемлемой частью всего того, что творится вокруг. Ей очень понравилось это чувство.
– Людмила! – Валентина Михайловна взяла ее за руку и повела вокруг сцены. – Больше ни на шаг от меня. Первым и вторым номером – танцы. У танцоров две минуты на переодевание. Пока ведущий скажет подводку, мы должны помочь переодеться девчонкам.
– А как же парни?
– У них – портки да рубахи. Справятся сами. А у девчонок – крючки, ленточки, стаканы, корсеты… – Валентина Михайловна говорила на ходу, увлекая ее в сторону гримерных.
– Для чего им стаканы? – удивилась Дайнека и представила, как участницы танцевального коллектива организованно пьют воду.
Ответ Валентины Михайловны разбил в пух и прах все ее домыслы.
– Стакан – это короткая нижняя юбка с двумя разрезами, чтоб не сверкать.
– Чем? – наивно поинтересовалась Дайнека, и Валентина Михайловна встала как вкопанная. Резко обернувшись, она четко ответила:
– Сверкать – показывать зрителю трусы, когда кружишься или наклоняешься. Ясно? Больше ни одного вопроса!
В гримерной Валентина Михайловна разделила сферы влияния. Девушки, которые переодевались в левой части гримерки, достались Дайнеке. Те, что справа, ей самой.
Концерт начался. Было слышно, как на сцене заиграла музыка и организованно затопали ноги танцоров. Как только музыка стихла и раздались аплодисменты, Валентина Михайловна замерла в позе борца. Дайнека последовала ее примеру. Из коридора донесся устрашающий топот. Он приближался, и от него кровь стыла в жилах. В гримерку ворвалась толпа разгоряченных танцовщиц, которые на ходу снимали с себя костюмы. Мелькание рук, юбок, балахонов, сапог и кокошников ошеломило Дайнеку и повергло в кратковременный ступор. Но как только она увидела, как ловко орудует Валентина Михайловна, она и сама стала хватать эти юбки, балахоны и кофточки, а потом напяливать на девчонок другие костюмы, застегивать крючки и завязывать ленточки кокетливых шляп. Взяв в руки кофточку одной из участниц, Дайнека непроизвольно ее отбросила. А перехватив взгляд начальницы, сообразила, почему ей досталась левая часть женской гримерки. Здесь переодевалась крепкая жилистая девица, от которой разило таким смрадным потом, что хотелось зажать нос.
Дайнека стала дышать ртом. Когда переодетые танцовщицы убежали на следующий номер, к ней подошла Валентина Михайловна и показала глазами на стул жилистой девицы.
– Пот – как у лошади. У меня на нее аллергия.
– Да уж… – не могла не согласиться Дайнека.
Валентина Михайловна вытерла лоб.
– Теперь – в костюмерную, за реквизитом для драматической постановки.
– Для Народного драмтеатра?
– Да. У меня все подготовлено. Занавес закроют – сразу выносим на сцену. Что, куда, я подскажу.
Они перенесли ящик, наполненный реквизитом, в правый «карман». И как только смолкла песня народного хора и закрыли бархатный занавес, перетащили ящик на сцену. Рабочие расставляли мебель, Валентина Михайловна достала из ящика скатерть и постелила на стол.
– Если бы работал поворотный круг, мы бы так не мотались, – прошептала она.
– Это все из-за колонны, – поделилась Дайнека.
– При чем здесь колонна? – не поняла Валентина Михайловна.
Дайнека, так же шепотом, объяснила:
– На ней лежит поворотный круг. Ее нужно менять.
– Откуда ты знаешь?
– Один человек рассказал. – Дайнека показала кинжал, похожий на мичманский кортик. – Это куда?
– На край стола положи. Им в конце сцены зарежут любовника.
– А он остренький… – Она потрогала лезвие.
– Не наша печаль.
Помреж сделала злое лицо.
– Сцену освобождаем…
Они подхватили ящик и побежали с ним в боковой «карман». Занавес разошелся, и на сцену вышла женщина в сером платье, которое Дайнека зашивала в самый последний момент.
– Идем принимать танцевальный, – прошептала Валентина Михайловна, и это значило, что в костюмерную с минуты на минуту принесут свои костюмы участники танцевального коллектива.
К концу вечера у Дайнеки от усталости отваливались руки и ноги, однако пропустить выступление завхоза она не могла.
Геннадий Петрович шествовал по коридору в сиреневом костюме и голубых штиблетах, четко отбивая каждый шаг. Задержавшись за черной кулисой, он обнажил зубы, раскинул руки и так вышел на авансцену. Откланявшись, встал на «точку» и под музыку начал бить стопами по поверхности сцены. Побьет-побьет, обернется вокруг себя и снова побьет. Вся его сухонькая, узкогрудая фигура и неровно окрашенные седые волосы производили двоякое впечатление. Смотреть на него было немного грустно и немного смешно. На второй минуте Сопелкин завел свою песню. Дайнека разобрала только припев:
– Наш Дом культуры дорого-о-о-ой.
Наш Дом культуры до-ро-гой!
Геннадий Петрович эргономично крутнулся и, закончив песню, снова раскинул руки.
На этом концерт закончился.
– Ну, все, слава богу! – с облегчением выдохнула Валентина Михайловна и тяжело зашагала в сторону костюмерной, бросив Дайнеке:
– Собери весь реквизит.
Их ящик стоял в боковом «кармане», здесь же был стол, который вынесли, освобождая сцену для следующего концертного номера. Дайнека взяла деревянную вазу, настольное зеркало, две книги и розовый ридикюль. Все сложила в ящик. Сняла скатерть, свернула и бросила сверху. Опустив крышку ящика, вспомнила, что еще был кинжал. Огляделась, прошлась, надеясь, что он куда-нибудь завалился. Спросила помрежа:
– Не видели ножичек?
– Нет, не знаю, – ответила та, прошла через сцену и скрылась за черной кулисой.