— Совершенно случайно выявилась ее связь с одним из тайных агентов Моссада в Лондоне. Поначалу мы думали, что Эден завербовали, но потом стало ясно, что этот офицер — ее давний знакомый. Позже среди ее телефонных контактов обнаружился номер еще одного израильского резидента. Добавьте к этому ее частые визиты в Израиль.
Бустер сделал глоток воды из стакана.
— Но у нее родители в Тель-Авиве, — возразил он.
— Все верно. Но в одной из таких поездок она встречалась с ними только раз, за ужином, — мы установили за ней слежку. Все остальное время она проводила в одиночестве или в компании израильтянина, личность которого нам так и не удалось установить.
— Наверное, это был ее друг, — неуверенно предположил Бустер. Повисла пауза. — Так, значит, вы ее уволили, потому что сочли двойным агентом, — догадался он наконец. — Вы решили, что она работает на Моссад.
— Да, — кивнул британец.
— И эту информацию вы от нас утаили?
— Мы были вынуждены сделать это, за что и приносим вам свои извинения. Мы рисковали, что она узнает о наших подозрениях.
— Но она, должно быть, догадалась, в чем дело, когда лишилась места?
— Не думаю, — покачал головой англичанин. — Она допустила еще одну ошибку, и достаточно серьезную, чтобы иметь такие последствия.
— И что это было?
— Этого я, к сожалению, вам открыть не могу.
— Но вы только что назвали ее одной из лучших?
— Да.
— Давайте подытожим. — Бустер морщил лоб, пытаясь согласовать противоречивые факты. — Значит, Эден видели с резидентом Моссада. И в Израиль она ездила вовсе не для того, чтобы повидаться с родителями. Чем именно она там занималась — неизвестно, однако напрашивается одно неутешительное объяснение. Предположение, не более того.
Впервые за время беседы англичанин улыбнулся:
— Выходит, так. Однако должен заметить, лично я нисколько не сомневаюсь в том, что Эден ведет двойную игру, а потому полагаться на нее опасно.
— И что вы посоветуете мне со всем этим делать? Ведь такую информацию оставлять без внимания нельзя.
— Конечно. И я уверяю, что предоставил ее вам из самых лучших побуждений.
— Но вы ведь не стали привлекать к расследованию контрразведку? — продолжал допытываться Бустер.
Англичанин пожал плечами:
— Далеко не всему находились доказательства. С тем, чем мы располагали, трудно было противостоять Эден. Лишь позже мы узнали, зачем Моссаду понадобилось вербовать кого-то из наших.
«А в самом деле, зачем?» — мысленно спросил себя Бустер. Должно быть, на то имелись веские причины. Израильских коллег, по мнению Бустера, отличала особая неразборчивость в средствах и очень высокий профессионализм.
Британский шеф поскреб затылок:
— Признаюсь, эта проблема почти не беспокоит нас с тех пор, как мы расстались с Эден. В конце концов, прошло три года. Она ведь работает в системе полиции здесь, в Швеции?
Бустер медленно кивнул. Эден Лунделль, со своим опытом службы в британской разведке и кембриджским дипломом специалиста по международному праву, считалась едва ли не самым перспективным работником СЭПО из числа завербованных за несколько последних десятилетий. К списку ее достоинств можно было добавить превосходное владение несколькими языками — русским, французским и итальянским, не считая английского и шведского, — а также то, что она два года отслужила в британской армии. Бустер знал, что шведская разведка пыталась завербовать ее почти сразу по прибытии из Лондона, однако тогда Эден отказалась. Ей надоел замкнутый мир секретных организаций. Она устроилась экспертом в службу Министерства обороны, но там ей быстро наскучило. Поэтому вскоре Эден перешла в криминальную полицию, где занималась в основном вопросами госбезопасности, прежде чем перешла в СЭПО.
Бустер помнил, что сказал шеф криминальной полиции в ответ на его просьбу дать рекомендацию Эден:
— Это не просто женщина, это стихия. И я никогда не прощу тебе, если ты ее завербуешь.
С тех пор они не встречались.
Представить только, что крупнейшая за последние двадцать лет реорганизация шведской криминальной полиции проводилась под руководством израильского агента! У Бустера по спине пробежал холодок. Из всех новостей, которые он слышал за эти дни, эта была самая неприятная.
— Как бы то ни было, я сообщил вам то, что хотел, — невозмутимо продолжал шеф британской контрразведки. — Вам решать, как вы используете эту информацию. Тем не менее я сожалею, что не открыл вам этого раньше. Я прибыл в Стокгольм по другому делу, но, когда прослышал о захвате самолета, понял, что больше тянуть нельзя.
Он достал из сумки бумажную папку и протянул ее Бустеру:
— Прошу. Здесь снимки Эден с ее израильским «другом» и все, что мы о нем знаем. Немного, как видите.
— И как повели себя израильские резиденты, когда Эден уехала из Британии? — поинтересовался Бустер. — Больше вербовать никого не пытались?
— Нет, насколько нам известно. Мы стали осторожнее после всего этого, уж поверьте.
Последняя информация еще больше насторожила Бустера. С чего это вдруг Эден оказалась так незаменима?
«Ах, Эден, Эден…» — вздохнул Бустер, вспомнив, что всегда ждал от нее невозможного.
— Один из резидентов год назад вернулся в Израиль, и с тех пор мы ничего не слышали о нем, — сказал англичанин. — До вчерашнего дня.
— До вчерашнего дня?! — Бустер вздрогнул.
— Вчера мы узнали, что он снова в Европе.
Шеф британской разведки взял папку из рук Бустера, вытащил из нее фотографию и положил на стол.
— Эфраим Киль, сорок пять лет. — Он ткнул пальцем в снимок. — Четыре года прожил в Великобритании и до того — три года в Испании.
— И?.. — Бустер замер.
— Есть информация, что шесть часов назад он прибыл в Швецию. Кто знает, что у него на уме?
На обратном пути оба молчали. Шагая по коридору, Эден Лунделль думала о телефонном номере, который не принадлежал Захарии, когда несколько лет назад всплыл в одном из расследований СЭПО.
Почему Келифи не хочет назвать имени его прежнего владельца? Или он все-таки в чем-то замешан?
Эден прямиком направилась в свой кабинет. Был еще риск, точнее, шанс, что Захария одновременно лжет и говорит правду. Он помнит, когда и у кого купил этот телефон, но произошло это позже 2010 года. В этом случае он кого-то покрывает, рискуя лишиться вида на жительство или даже попасть в тюрьму. Следовательно, этого человека он либо до смерти любит, либо страшно боится. Или же он помогает ему по каким-то другим причинам.