— Я хотел поговорить о Кариме Сасси, — начал Брюс.
— Бесспорно, это загадка, — отозвался шеф.
— Что им все-таки движет? — продолжал Брюс. — Ведь он даже не мусульманин. Я знаю, что у Карима в квартире обнаружили фотографию, на которой он снят вместе с Захарией Келифи. Но подтверждений тому, что они дружат или хотя бы вращаются в одних и тех же кругах, так и не нашлось. И потом, «коттедж Теннисона». Как террористам пришло в голову упомянуть о нем в своем письме?
Шеф сделал знак, чтобы Брюс приблизился и закрыл за собой дверь.
— Здесь что-то не так, — почти шепотом заметил он. — Между «коттеджем», Захарией и Каримом должна существовать какая-то связь.
Брюс кивнул:
— Но почему нам о ней до сих пор не рассказали? — Брюс имел в виду сотрудников ЦРУ и Пентагона. — Ведь на кону жизни сотен человек.
— Полагаю, они надеялись обойтись без этого. С этим «коттеджем» все настолько серьезно, что они предпочитают играть жизнями сотен пассажиров, вместо того чтобы открыть нам правду.
— Но у людей возникнут вопросы. — Брюс шагнул навстречу шефу. — А газетчики уже показали, что им начхать на секретность. Будет расследование независимо от того, спасем мы самолет или нет. И тогда тайное станет явным, это неизбежно.
Босс потер подбородок:
— Разумеется, ЦРУ все понимает. Но я действительно не вижу в этом проблемы. После смерти бен Ладена «коттедж Теннисона» закрыли, его больше не существует. А то, что у США есть так называемые секретные тюрьмы, ни для кого не новость.
— Очевидно, существует нечто, что придает этому вопросу особую болезненность, — заметил Брюс.
— Или того хуже, — отозвался босс.
— Что вы имеете в виду?
— Из того, что никто до сих пор ни словом, ни жестом не намекнул на связь «коттеджа Теннисона» и Захарии Келифи, напрашивается один-единственный логичный вывод: об этом не знает никто, — пояснил шеф.
Брюс посмотрел на него с недоверием:
— Вы уверены?
— Не совсем, — вздохнул шеф. — Но это лучшее объяснение упорному молчанию ЦРУ. И как следствие, они понятия не имеют о том, кто их противник.
Брюс согласился с боссом. Бывает, когда правду скрывают, но много хуже, когда она не известна никому.
Быть министром нелегко. Но никому из предшественников Мухаммеда Хаддада не приходилось сталкиваться с такими трудностями. По крайней мере, он был в этом уверен.
Правительство собралось на экстренное совещание через час после прихода сообщения от Фредрики Бергман. Состав получился неполный, потому что успели не все. Тем не менее премьер настаивал на проведении встречи.
Речь шла о пересмотре решения относительно Захарии Келифи.
— Мы должны еще раз хорошенько все обсудить, — начал премьер. — Я вижу по крайней мере несколько моментов, сильно осложняющих ситуацию. Нужно не только устранять насущные проблемы, но и смотреть в будущее.
Слово взяла министр иностранных дел.
— Совершенно с вами согласна, — сказала она. — И я прошу вас подумать, как все это будет выглядеть со стороны. Дело Келифи с самого начала считалось у нас приоритетным. Никто из нас не удивился, когда им заинтересовалась пресса. Общественность взяла Келифи под защиту, наши действия оспаривали — все это выглядело естественно. Однако не думаю, что кто-нибудь из нас мог предположить, во что выльется это в дальнейшем. Я имею в виду захват самолета.
— И в чем вы видите возможные международные осложнения? — не понял премьер.
Он недолюбливал эту женщину, не всегда мог следовать ее мыслям и часто усматривал в ее рассуждениях ошибки. Как и в данном случае, похоже.
— К этому я перейду, если только мне дадут высказаться, — раздраженно отозвалась она. — Какой вывод могут сделать наблюдатели со стороны, если мы примем новое решение по делу Захарии Келифи и сделаем это именно сейчас? — Она оглядела коллег. — Возможны два варианта, и оба не в нашу пользу. Либо это чрезвычайная ситуация заставила нас внимательнее присмотреться к Келифи, либо, идя на уступки террористам, мы поступились справедливостью.
— Но мы получили новую информацию, — возмутился Мухаммед. — Нам скрывать нечего. Изменились обстоятельства, и в соответствии с демократическими принципами мы вынуждены пересмотреть решение.
Но министра иностранных дел это объяснение не устроило. Она беспокойно теребила шарф, обмотанный вокруг шеи, и играла висевшей в ухе длинной серьгой. Мухаммед удивлялся мужчинам — а таковых было немало, — которые считали ее привлекательной женщиной.
— Слишком неподходящее время, — наконец заметила она. — Это может выглядеть только как непоследовательность. Мы беседовали с американцами, и те ясно дали понять, что не намерены идти на поводу у террористов и не собираются во всеуслышание объявлять о закрытии «коттеджа Теннисона». Они надеются, что и мы будем действовать так же.
Мухаммед почувствовал, как в нем поднимается волна гнева.
— Это не просто бесчеловечно, это опасно! — возмутился он.
— Согласен. — Премьер озадаченно посмотрел на женщину. — Мы не обязаны идти на поводу у американцев.
— Тогда присмотримся к новым обстоятельствам. — Министр иностранных дел перевела взгляд на Мухаммеда. — Честно говоря, полученные из СЭПО данные проверки телефонных контактов не слишком убедительны. Причем, если я не ошибаюсь, это расследование инициировало не СЭПО, а лично Фредрика Бергман?
— Все так, — подтвердил Мухаммед. — И это входило в ее обязанности связного между СЭПО и министерством. Она наш человек в полиции и докладывает обо всем, что касается нашего ведомства. Не вижу проблемы в том, что эту проверку инициировала она, а не кто-либо из сотрудников СЭПО.
— И на этот раз я с вами соглашусь, — сказал премьер. — В то же время вынужден повторить вопрос, который только что подняла министр иностранных дел. Есть ли у нас основания для пересмотра решения? Ведь Келифи передавал террористам пакет со взрывчатыми веществами, и один из осужденных показал на него как на своего сообщника. Если доказательств его невиновности недостаточно, со стороны это будет выглядеть как беспринципность.
— Разумеется, вы правы, — согласился Мухаммед. — Но сейчас не время об этом думать. Мы должны сфокусироваться на Захарии и на том, насколько справедлив вынесенный ему приговор. Возможно, наши американские коллеги находятся в более щекотливом положении, однако нас это не касается. Нам только надо объяснить как можно четче, что возвращение Келифи вида на жительство не уступка террористам, но результат продвижения самого расследования.
— Что ж, удачи. — Министр иностранных дел коротко рассмеялась. — Только в этом вы никого не убедите.
— Пусть думают что хотят, — сказал Мухаммед. — У Швеции свои приоритеты, и мы должны думать о людях, а не о том, как бы угодить США. Кроме того, судьба Захарии и захват самолета — два разных дела. Ставить одно в зависимость от другого — большая ошибка.