Он и так им хорошо платит. А любое доброе дело – что? Правильно! Не остается безнаказанным.
– К обеду не ждите, Валентина, – проговорил Валерий, выбираясь из-за стола. – Банковская карточка на продукты в моем кабинете на столе. Пин-код там же. Максимальный расход на день – пять тысяч рублей. Это лимит. Меньше – можно. Больше – нет.
– Я поняла, – она исчезла из виду прежде, чем он поднялся.
Мельников прошел в гараж через дом. На улице по-прежнему бесновалась непогода.
Интересно, куда это Машка сорвалась в такую грозу? Чего приспичило? А что, если?..
Мысль, пронзившая его в тот момент, когда он уже одной ногой был в машине, его буквально парализовала. Так и остался стоять – одна нога в машине, вторая на бетонном полу гаража.
А что, если эта старая курва подалась к семейному адвокату?! Что, если решила-таки оттяпать у него половину состояния?! Ах, твою же мать!!! Он же ее тогда…
Да он ее просто собственными руками на части порвет!!! На мелкие клочочки, не способные ему вредить!!!
Мельников рывком усадил себя на сиденье автомобиля. С пульта открыл гаражные ворота, снова невольно порадовавшись сумрачному небу, сыпавшему дождем. И выехал на улицу.
В офис он прибыл в весьма дурном настроении. Прежде чем вылезти под дождь, осмотрел стоянку. Старая колымага Илюхиной была на месте. Одно утешило. Она тут, и он сможет сейчас ее вызвать к себе и… и просто поговорить. Нормально поговорить. И, может, даже предложить ей финансовую помощь на погашение кредита. Хотя…
Хотя, обойдется. Нельзя желанную женщину лишать зависимости. Никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя. Эти двуногие предательницы должны пастись на поводке. Как только ослабишь, все! Все пропало! С Машкой вот где-то слабину дал, и она уже не считает нужным докладывать ему о своих перемещениях. Собралась вон и уехала еще до его подъема. А и ладно, пускай едет. Сегодня ей было на что. Завтра будет не на что. И не на чем, что характерно!
– Илюхину ко мне вызови, – буркнул он Татьяне, застывшей столбом возле входа в приемную.
Сегодня она была особенно неприятна Мельникову. Может, потому что родственница Машки? Или потому что морда у нее сегодня уж очень белая, будто в муке всю ночь спала его секретарша.
– Что?! – рявкнул на нее Мельников, чуть притормаживая рядом.
– А?! – Она дернулась и отпрянула, ударилась башкой о косяк и сморщилась.
– Господи, Танька! – взвыл Мельников. – Уволить тебя, что ли, к чертовой матери, а?!
– За что?! – ахнула она, делаясь еще белее. – Что я вам сделала, Валерий Сергеевич?!
– Сделала она! – фыркнул он, схватил ее за локоть и оттащил на ее место за столом, усадил. – Вот где ты должна что-то делать, поняла?! Не столбом в дверях стоять у меня на пути. А работу свою работать. Все понятно?
– Да, да. Только я… – и тут некрасивое лицо Татьяны сморщилось, как от боли, и по лицу потекли слезы. – Я не знаю, что мне делать, Валерий Сергеевич! Не знаю!!! Я так запуталась… Тетя Маша, она мне тетя, а я… А вы… Я не знаю, что делать…
– Та-а-ак!
Вот он сразу понял, что что-то не так. Не просто так Танька столбом стояла у дверей. Будто караулила кого-то. Его или кого?!
– А ну, пошли в кабинет, – мотнул он головой в сторону двери. – Пошли, расскажешь!
– Нет, нет, нельзя, – она ухватилась за край стола так, что ногти сделались синими. – Нельзя!
– Что – нельзя? Почему – нельзя?! – Он терял терпение. – Если ты сейчас не скажешь мне отчетливо, я тебя выгоню! Ну!!!
– Вам нельзя идти в кабинет, Валерий Сергеевич! – Таня рыдала уже в полную силу.
– Почему?!
Мерзко екнуло в низу живота. А вдруг там полиция? Вдруг там засада? По сути, не могут они там быть, а вдруг?!
– Тут была тетя Маша, – зашептала истерично Таня, размазывая слезы с тушью по лицу. – Она была не одна, а с каким-то парнем. Кажется, кажется, это один из ваших уволенных программистов. И они установили в вашем кабинете прослушку!!! Тетя Маша кричала на меня. Она так кричала!!! Обвиняла меня в том, что я ей ничего про вас не рассказывала! И говорит, что теперь вы никуда не денетесь. Теперь она вас поймает, и…
– И???
Мельников сделался на удивление спокойным. Даже улыбнулся бабьей глупости. Хотя внутри у него образовалась громадная глыба льда, сдавившая сердце, легкие, желудок.
Его толстобрюхая жена решила установить за ним наблюдение? Она решила поймать его на неверности и устроить бракоразводный процесс с демонстрацией фактов этой самой неверности?! Она решила его опозорить и оставить ни с чем?! Раздеть то есть донага?!
Ах ты, сволота!!! Ах ты, мелкая, мерзкая душонка, нечистотами забитая!!! Да он тебе такой процесс устроит! Он тебе…
– Тетя Маша бегала по кабинету и хохотала, как безумная! – жаловалась Таня, сморкаясь в жесткий лист бумаги, который комкала перед этим. – Я пыталась ее остановить. А она меня выставила и заперла дверь кабинета. Я даже не знаю, где это установлено теперь!!! И ударила меня по лицу вот так.
Таня мазнула себя по левой щеке тыльной стороной ладони.
– Когда уходила, ударила. И сказала, что я буду уволена, если проговорюсь. Вот я вас и караулила, Валерий Сергеевич. Просто не знаю, что делать-то?!
– Все, что могла, ты уже сделала, – еле шевеля губами, сделавшимися деревянными, проговорил Мельников. – Сиди и работай, никто тебя не уволит, Таня. Да, и еще…
Он осмотрел ее с головы до ног. Жалкая, зареванная, неприятная. Может, деньжат подкинуть девчонке? Переживает, тетку родную слила во имя и во благо. Ну, а вот сколько ей можно дать? Тысячу сунешь, подумает, мало. Тут же сочтет его скупердяем. Пять – много. Три? Так потом так и станет ждать от него мзды за любое слово и дело. А ведь, по сути, виновата в том, что посторонние проникли в кабинет! Виновата!!! И не денежного вознаграждения заслуживает, а порицания.
– Что, Валерий Сергеевич?
– Ты… Ты молодец, Таня. Не переживай. Найду я ее микрофоны. Есть у меня оборудование. Да, и Илюхину-то все же пригласи минут через двадцать…
Он нашел два микрофона и одно видеонаблюдение, спрятанное в плафоне прямо над его рабочим столом. Извлек и растоптал, тяжело дыша и матерясь что есть силы. Причем материться начал, еще когда первый микрофон нашел. Пусть послушают, что он обо всем этом думает. И пусть уже ждет возмездия, старая сука!!! Он ей сегодня дома вечером устроит прослушку и видеонаблюдение. Он ей таких микрофонов вставит, что месяц из дома не выйдет! Забыла, гадина, как попадалась ему под горячую руку? Что, давно это было? Забыла? Как выла в углу за диваном с разбитой рожей, забыла? Ну, ничего! Он сегодня освежит ей память! Заставит вспомнить!
Через десять минут в дверь осторожно заскреблись.
Илюхина? Так рано еще. И чего это она стучится? Она всегда входила без стука, потому что приходила по вызову. Кто-то другой? А кто смеет без Танькиного доклада к нему являться?!