Он шагнул к жене, схватил ее за волосы на затылке, приблизил ее лицо к своему.
– И я хочу знать, кто спал на этой половине кровати, Маша? – раздувая ноздри, сипло выдавил Мельников. – Хочу знать, Маша!!!
– Не ори, Сонечку разбудишь, – попросила она тихо, пытаясь вырваться. – Ей и так досталось в последние дни! Сначала папаша оказался кобелем, потом учитель китайского и не учитель вовсе, а…
– А теперь ее мать оказалась шлюхой! – Мельников оскалил зубы, приблизив их к Машкиной белой шее. – Так, Маша?
– Я не шлюха, – Маша задрожала. – Я спала. Ты ворвался. Какие-то новости про подушку. Нюхает ее! Дурак, что ли?! Опомнись, Валера, старые мы для измен. Я – особенно.
Мельников оставил в покое ее затылок, медленно провел ладонью по ее спине и обомлел.
– Да на тебе трусов нет, Маня! – Его глаза сделались бешеными. В горле что-то булькнуло и застряло, перекрывая поток воздуха. – Ты же всю жизнь спишь в трусах, Манечка!!! А что же сегодня???
Она попятилась, сделавшись белее сорочки, в которой спала.
– Кто здесь был, Маша?! – Мельников шагнул к жене с занесенным над ней крепко сжатым кулаком. – Говори, а то убью!..
Через три часа он уже сидел в своей новой машине, которую еще не обкатал как следует и к которой еще не особо привык и, аккуратно объезжая на ней глубокие лужи – дождь все-таки гуляка-ветер нагнал, – катился на работу. Костяшки его кулаков побаливали. Он с таким упоением избивал свою жену, что, не останови его Валентина, заглянувшая на Машкин вой, убил бы точно.
– Будешь сидеть здесь! – отволок он брыкающуюся Машку в подвальную кладовку. – Без еды и света! Вечером приеду, решу, что с тобой делать!!!
Ключей от этой кладовки больше ни у кого не было. Запасные он у Валентины отобрал. Так что голожопая его супруга будет сидеть взаперти без воды и еды до вечера. А вечером он сунет ей бумаги на развод, которые она безропотно подпишет. И в бумагах – тех, что она подпишет, Машка откажется от своей доли во всем их совместно нажитом имуществе. Просто, добровольно откажется.
А если эта сука вздумает мудрить, он ей… Он ее…
Мельников внезапно услышал хруст кожи оплетки руля, так он стиснул пальцы.
Надо держать себя в руках, Валера! Надо быть уравновешенным. У него, можно сказать, жизнь только начинается. Машка так удачно наставила ему рога. Теперь у него не будет никаких сожалений по поводу развода с ней. И повод есть оставить ее безо всего. Карина Илюхина теперь практически одинока, муженька ее закрыли и, возможно, на долгий срок.
Живи и радуйся!!!
– Таня, привет, – поздоровался Мельников с ошалевшей секретаршей. – Как жизнь молодая?
– Нормально, Валерий Сергеевич, спасибо, – она осторожно улыбнулась.
– Илюхина на работе? – спросил он в дверях своего кабинета.
– Опаздывает! – Таня со вздохом подняла и опустила плечи. – Все, как всегда.
– Ага! Как явится, сразу ко мне.
Он почувствовал, как бешено заколотилось сердце в предвкушении встречи с нарушительницей дисциплины. Но тут же велел ему утихомириться. Времена изменились. Отношение к Карине – тоже. И если он хочет, чтобы она перестала его люто ненавидеть, а она ненавидела его именно так, то ему надо менять свое отношение к ней.
– Сразу ко мне…
Илюхина явилась на работу лишь через час. А к нему медлила идти еще минут двадцать. Тянула время. Дурочка, он же ничего такого. Просто повидаться.
Вошла, встала у двери – высокая, стройная, с длинными загорелыми ногами. Лицо печальное, под глазами синие полукружья. Не спала, переживала. Оно и понятно. Не каждый день твоего муженька заключают под арест по подозрению в таком страшном преступлении.
– Чего опоздала-то, Карина? – миролюбиво спросил Мельников, жестом приказывая ей сесть напротив.
– Мужа навещала. Разрешили передать ему кое-что, – ее голос задрожал, синие глаза наполнились слезами. – Валерий Сергеевич, я хочу вас попросить… Очень хочу попросить! Если нужно, встану перед вами на колени!!!
И так встанешь, и не один раз, обозлился он тут же. Не дурак, сразу понял, о чем она просить станет.
– Пожалуйста, освободите его, Валерий Сергеевич! – Карина заплакала, размазывая слезы по лицу вместе с тушью. – Я все-все-все для вас сделаю, только освободите его!!!
Она сползла со стула, упав на колени прямо у носов его ботинок. Сложила молитвенно руки, глянула на него взглядом, способным растопить сердце кому угодно.
Но не ему.
– Опа! – криво ухмыльнулся он, схватил ее за локоть и резко поставил на ноги. – Прекрати, Карина Георгиевна. Чего ты тут устроила?!
– Освободите его, пожалуйста, – плакала она. – Он не сможет там. Он не выдержит. Это ведь я, я во всем виновата!
– Как же я его освобожу, голубушка? – Мельников встал с места, прошелся по кабинету, застыл за ее спиной. – Я что, прокурор? Судья? Полицейский?! Я разве могу?!
– Да-да-да, можете, можете! Валерий Сергеевич! – Карина резко повернулась к нему, поймала его крупную ладонь своими ледяными пальцами и принялась целовать. – Вы можете! Одно только ваше слово, Валерий Сергеевич!!! И его отпустят!!!
– А посадят кого? Меня? – хохотнул он утробно.
Плачущая Карина, неистово целующая ему руку, причем совершенно добровольно, возбуждала его ничуть не меньше. Даже наоборот. И если учесть, что с Машкой у него сегодня вышел полный провал, то…
– Ладно, ладно, успокойся. Идем на диван, расскажешь, как ты себе представляешь все это?
Мельников шагнул к дивану, усадил к себе на колени зареванную Карину, погладил по лопаткам.
– Ну, рассказывай свой план по спасению твоего Гены, – милостиво позволил он, поднимая ей подол платья повыше.
– Понимаете, надо для начала отказаться от обвинений в его адрес по поводу того, что он преподавал вашей дочери китайский язык. Он же ничего такого не сделал криминального! Просто учил! – зашептала она, зажмуриваясь. – Пожалуйста!!!
– Ладно, попытаюсь. Но это ведь так, просто косвенная улика. Его в этом и не обвиняет никто, – рассуждал Мельников, распаляясь от ее податливости. – Его обвиняют в угоне автомашины и сожжении в ней человека. То есть его обвиняют в убийстве, Карина.
– Он этого не делал! И вы это сможете доказать! И если докажете, то я… Я стану вашей рабой до конца своих дней! – Ее губы спеклись и потрескались, грудь судорожно вздымалась и опускалась, и она даже не замечала, как мерзко он трогает ее теперь.
– И замуж за меня пойдешь, да? – Мельников облизал губы, поцеловал ее оголенное плечо. – Если позову, пойдешь за меня замуж?
– Да, пойду, – ответила она без раздумий.
– Итак, твой план, малышка?
– Понимаете… Гена не смог бы это сделать! У него не было веского мотива. Моя измена – это не мотив. Он мирился! Он знал и мирился! Все это устроил другой человек! Он хотел вас запугать! Он знал о моих страшных словах, о моих пожеланиях, ну… чтобы вы горели…