Пришлось промолчать.
— Я могу сделать укол. Освободи… мм… ягодицу.
Я бурно запротестовала, жестикулируя, доводя до сведения Максима, что живой не дамся. Кажется, он не понял и, пожав плечами, двинулся ко мне.
Пришлось выдавить мрачно:
— Сама умею!
Я забрала шприц и удалилась. Нетвердая рука дрожала, но иглу воткнула до основания. Тихо воя, я вернулась на кухню. Максим пил кофе.
— Ты еще здесь? — простонала я, — Огромное спасибо за все.
Вот и поблагодарила. Если я сегодня выживу, завтра за нынешнее поведение мне будет стыдно. Есть стимул дожить до завтра.
— Я устала и хочу спать. Одна.
Максим вскочил и засуетился. Хотел поставить в раковину чашку, но она выскользнула из его пальцев и грохнулась на пол. Вдребезги. Мы печально попялились на осколки. Не знаю, о чем подумал мой неосторожный гость, а я о том, что чашечка была из набора венского фарфора.
— К счастью! — высказался Макс. Неутешительно. — Я все уберу, мне бы веник…
Невпопад вспомнился давешний бомжик с веничком.
— Не надо, — вяло промямлила я. — Спать хочу.
— Можно я приеду завтра, узнать о здоровье?
Я представила, сколько осталось чашечек в моем кофейном наборе и отрицательно покачала головой.
— Тогда давай пообедаем вместе. Если я тебя завтра не увижу, могу подумать все, что угодно… И приеду проверить.
На шантажиста нарвалась. Я пытливо посмотрела в его черные красивые глазищи. Может, он еще и маньяк? Макс принял мое молчание за знак согласия и торопливо продолжил:
— В ресторане «Волга», знаешь где? Часа в два дня. Я тебе сейчас записку напишу, а то забудешь.
Он торопливо полез в накинутый на спинку стула пиджак. Из кармана пиджака вывалился пистолет. Я изогнула бровь. Очень интересно!
Максим поднял пушку, отряхнул от стеклянных брызг и спокойно засунул ее обратно в карман. Затем извлек свой кожаный блокнотик и вырвал из него страничку.
— Я человек небедный, а подонков сейчас развелось… Некоторых пока не припугнешь — не отвяжутся. Вот и таскаю с собой, в основном для устрашения.
А не в основном? Для кровавых убийств? Ну и мысли в мою голову на ночь глядя лезут. После водки-то с димедролом. Пора моего спасителя выпроваживать и спать заваливаться. Утро вечера мудренее. Утречком, на свежую голову, обмозгую все странности и непонятности сегодняшнего сумасшедшего денечка.
Максим тем временем нарисовал на листочке пару закорючек и пристроил его на сахарнице.
— Я буду ждать. — Потом критически оглядел меня и добавил:
— Час. Не больше. И приеду.
Я обреченно махнула рукой. Сейчас я согласна на любую глупость, лишь бы меня оставили в покое. Макс бережно проводил меня до кровати, укрыл всеми обнаруженными одеялами и выключил свет. Некоторое время он отчего-то не уходил, словно размышлял. Потом вздохнул и сказал на прощание, закрывая за собой дверь:
— Выздоравливай, Танюша. И до скорого свидания. Я начала проваливаться в черную бездну, будто последняя ниточка, связывавшая меня с этим холодным и грубым миром, оборвалась с уходом Максима. Напоследок промелькнуло: фу, Танюша.
Мерзость какая! Почему он не спросил номера моего телефона? И я не вспомнила.
Позвонил бы завтра, поболтали бы о том о сем, и все дела… Теперь придется встречаться… Впрочем, почему бы и нет?
Утро началось гораздо раньше, чем мне того хотелось. Из приятного, но беспокойного сна, где меня разными способами пытался укокошить смешной мужичонка с огромным носом, а я от него каждый раз элегантно ускользала, вырвал пронзительный телефонный звонок. Я потянулась, позевала, высморкалась, надеясь на самостоятельное восстановление тишины. Выбираться из теплой постели, разговаривать, оживать для нового трудового дня… Бр-р! Не хочу. Не буду.
Отстаньте.
Телефон продолжал издавать скрежещущие трели. Да кто это такой бесцеремонный? Будить человека в такую рань! Я посмотрела на часы. Полдевятого.
Сплю, оказывается, уже двенадцатый час подряд. Между прочим, я болею. Телефон не смолкал. В праведной ярости я вскочила и сцапала трубку.
— Да! — прохрипела я. А надо было бы: безобразие! Никого нет дома!
Перезвоните после Рождества!
— Ну наконец-то!
В трубке, как ни странно, говорили хором. Или это у меня в ушах двоится? С похмелья.
— Здравствуйте! — одновременно разными голосами заверещала трубка. — Это Иван Сергеевич и Лев Дмитриевич вас тревожат! .
Ага, сообразила я, азартные стариканы-спорщики. Проснулись с утра пораньше и ждут не дождутся, чтобы узнать новости.
— Татьяна Александровна, вы слушаете?
— Да.
— Мы желаем знать новости.
— Мы к вам вчера весь день звонили. Где вы от нас прятались? — голоса теперь звучали порознь, но из-за их похожести угадать, кто обращается к тебе в данный момент, было невозможно.
— Следите? — недовольно просопела я.
— А как же? .
— Ну конечно!
— Так что вы узнали?
— И где были?
Сложные вопросы. Разноплановые. А я что, обязана на них отвечать? Надо полистать трудовое законодательство.
— Расследование находится в процессе… эээ, сбора данных, а отсутствовала я из-за своих личных проблем.
Тут я надрывно закашлялась и расшифровывать последнее утверждение надобности не увидела. Пусть думают, в больнице провалялась или народными тибетскими средствами лечилась, на их исторической родине.
Стариканы некоторое время переваривали услышанное, затем опять затараторили, перебивая друг друга:
— А вы не забыли о нашем споре?
— Неужели ничем нас не порадуете?
— Какие именно данные вы собрали?
— Было убийство или нет?
Я взяла телефон под мышку и забралась под одеяло. Что бы им такое наплести?
— Не волнуйтесь. Я держу ситуацию под контролем. Но какие-то выводы еще делать преждевременно.
А, каково?! Скромненько и со вкусом. Похоже на заявление правительственных органов. По любым поводам.
— Вы абсолютно правы…
— С выводами лучше не спешить.
— А у нас тут кое-какие предположения возникли…
— Может быть, пригодятся вам.
Ой, сыщики-любители! Наверняка соизволили спуститься со своих этажей на грешную землю и отыскали пятно от кетчупа под кадкой с пальмой. Или узнали, что бомжик с веником пропал.