— Мне позвонил Петр Николаевич, — заговорила София сухим тоном деловой женщины, — и попросил, чтобы я приняла вас и ответила на кое-какие ваши вопросы. Я вас слушаю.
Я смотрел на молодую особу с такой восхитительный внешностью и с трудом мог представить ее в квартире Крутькова вонзающей в сердце адвоката нож, но, как говорится, и ангелы бывают падшие. Я не стал выдумывать повод, по какому решил встретиться с Темнышевой, тем более что наверняка Береговский сообщил ей об этом, а потому заговорил откровенно:
— Мне известно, София Александровна, что вы в позапрошлую субботу, 15 октября, были в гостях у адвоката Крутькова, которого той же ночью зарезали. По подозрению в убийстве был арестован присутствовавший на той же вечеринке Артем Ялышев. Однако у его мамы есть основания считать, что ее сын не виновен в преступлении, а потому она наняла меня, для того чтобы я, помимо официальных властей, в частном порядке, расследовал это дело. Я проверил алиби всех присутствовавших на дне рождения Крутькова за исключением вас.
Темнышева положила на стол свои изящные руки с длинными пальцами, ногти на которых были выкрашены в алый цвет, и, в упор глядя на меня, спросила:
— Я обязана отвечать на ваши вопросы?
Откровенно любуясь собеседницей, я покачал головой.
— Нет, конечно, но в этом случае вы будете первым номером в моем списке подозреваемых в убийстве адвоката Крутькова.
В голубых глазах Темнышевой появилось насмешливое выражение.
— И это как-то может повлиять на мою жизнь? По вашему обвинению меня могут посадить в тюрьму за убийство адвоката?
Я пожал плечами:
— Насчет того, чтобы посадить, ничего не могу сказать, но если я изобличу убийцу, то получу премию от господина Береговского и гонорар от мамы Артема Ялышева, а судьбу преступника будут решать полиция и суд. — Я улыбнулся во всю ширь своего лица. — Из ваших слов следует, что вы не желаете отвечать на мои вопросы.
— Нет, отчего же, — сознавая всю свою красоту и привлекательность и то, какое действие они оказывают на меня, иронично ответила молодая женщина и приняла еще более выгодную позу, будто служила натурщицей при написании портрета Ивана Крамского «Неизвестная». — Пожалуйста, задавайте свои вопросы.
«Спасибо, что хоть не сказала «дурацкие», — хмыкнул я про себя, хотя весь ее вид это и выражал.
— Скажите, София Александровна, в котором часу вы приехали в дом адвоката Крутькова и когда уехали от него.
Темнышева думала недолго, наверняка этот вопрос ей уже задавали полицейские, а потому бойко ответила:
— Приехала я около двадцати ноль-ноль вместе с Петром. Уехали в двадцать три сорок пять.
— На протяжении вечеринки в подъезд ни разу не выходили? — спросил я, пытливо взглянув на собеседницу, — вдруг как-то выдаст себя, но нет, в лице Темнышевой ничего не изменилось, разве что удивленно приподнялась одна бровь.
— Нет, а зачем это?
Я говорил одно, а думал о другом, о том, что эта женщина неплохо смотрелась бы в шелковом белье не только в доме Береговского, но и в моей квартире.
— Видите ли, София Александровна, — проговорил я, прогоняя крамольные мысли, — во время вечеринки у адвоката Крутькова кто-то вышел в подъезд, спустился вниз и залил краской глазок видеокамеры, установленной на двери подъезда.
— И зачем он это сделал? — озадаченно спросила моя собеседница.
— Наверное, затем, чтобы позже, когда убийца входил в подъезд, тот не попал в зону обзора видеокамеры.
Уголки накрашенных в тон ногтям губ молодой женщины опустились вниз в презрительной усмешке.
— Если вы думаете, что это сделала я, то сильно ошибаетесь.
Я почувствовал дикое смущение оттого, что Темнышева меня пристыдила. Шучу, конечно, чтобы меня смутить, нужно приложить немалые усилия.
— Может быть, вы заметили, как кто-то из гостей выходил в подъезд? — полюбопытствовал я.
Женщина отрицательно покачала головой:
— Не видела.
— Жаль — вздохнул я — похоже, от моего допроса не было никакого толку. — В котором часу вы приехали домой?
— В двенадцать, — кратко ответила моя визави.
— И после этого не покидали свою квартиру?
— Нет.
Я напрягся, задавая один из важных для меня вопросов.
— Кто может подтвердить, что вы никуда не выходили из дому после двенадцати часов ночи?
Глядя на меня ясным взором, молодая женщина ответила:
— Только мои родители.
Я был разочарован. Родители, как говорил майор Самохвалов, лица заинтересованные, могут, выгораживая дочь, подтвердить любые ее слова, в том числе и те, что она никуда из дома не выходила, а следовательно, никого не убивала. Так что беседовать с ними, проверяя алиби Софии, бесполезно — надо искать какие-либо иные пути, чтобы выявить убийцу. Оставалась надежда узнать у молодой женщины хоть что-нибудь интересное. Впрочем, надежды особой на это не было — все гости адвоката будто договорились рассказывать одно и то же. Тем не менее я спросил:
— Не заметили ли вы чего-нибудь необычного на вечеринке у Крутькова?
— Да нет, — секунду поразмышляв, ответила Темнышева, — разве что адвокат ни с того ни с сего сделал предложение этой девице со своеобразной внешностью, Ангелине.
И София Александровна не оправдала мои надежды — ничего нового для себя я не узнал. Пора было заканчивать разговор, и я напоследок поинтересовался:
— А какие отношения вас связывают с Петром Береговским?
Молодая женщина вдруг смутилась, а потом неожиданно разоткровенничалась:
— Очень близкие. Петр Николаевич пару лет назад развелся со своей женой, и сейчас он одинокий свободный мужчина, и мы должны с ним в ближайшее время пожениться.
У меня на языке давно вертелся вопрос, я не удержался и задал его:
— Скажите, вашему карьерному росту тоже способствовал господин Береговский?
Темнышева метнула в меня острый взгляд, словно хотела пронзить насквозь, так ей не понравился мой вопрос.
— Если вы хотите этим сказать, что я нищая, безродная, хитрая бестия, охмурила своими чарами состоятельного, с определенным положением в обществе мужчину, и теперь пользуюсь его богатством и помощью в продвижении своей карьеры, то это далеко не так, — едко сказала Темнышева. — Я и сама чего-то стою в жизни. Этой должности я сама добилась еще до знакомства с Береговским. С родословной у меня тоже все в порядке — родители интеллигенты, не из нищих, а с Петром Николаевичем у меня любовь. Не знаю, знакомо ли вам это чувство!
Хорошую отповедь получил я от красавицы. Будешь, Игорек, впредь знать, как задавать дурного тона вопросы.
Я поднялся.
— Извините, — проговорил я с виноватым видом и склонился в полупоклоне, — за то, что отнял у вас время. Было приятно поговорить.