И папка наконец упала в мою протянутую ладонь, приоткрывшись и сверкнув белыми листочками. Но что это? На чертежи ее содержимое явно не похоже. Гурьянов продолжал бормотать что-то о правах и законах, но я, не обращая внимания на его слова, тщательно просматривала бумаги, заключенные в черный с красноватым отливом дерматин. Потом пристально посмотрела в блеклые глаза Михаила Яковлевича:
— Что это?
— А чего вы ожидали? — хладнокровно удивилась Маслова.
— Я полагал, вам это и надо, — с деланым спокойствием бросил Гурьянов. И сорвался на крик, почти визг: — Ну да, я подрабатывал на «Порто», надо же расплатиться с долгами! Попросили — неужели я должен был отказаться? У людей беда — бухгалтер неожиданно уволился. И платят за это неплохо, между прочим. Так нет, детективы какие-то снуют!
Я не поняла. И даже, что на меня непохоже, немного растерялась. Машинально поправила волосы. А Гурьянов продолжал свою пламенную речь, кляня все на свете.
Маслова все это время сочувственно смотрела на бухгалтера. А потом неожиданно вклинилась в причитания Гурьянова:
— Ну и уволят тебя. Зато, думаю, в «Порто» возьмут на должность. Я договорюсь.
— Михаил Яковлевич, это — бухгалтерская документация фирмы «Порто»? — оборвала я Людмилу, решив расставить точки над «и» и вникнуть-таки в ситуацию. Не люблю чего-то не понимать. Но очень медленно до меня начало доходить — кажется, Маслова и Гурьянов в деле Шолонского ни при чем.
— Да, — сникнув, уронил Гурьянов обреченно. — Вам же это и было нужно? И теперь меня уволят…
— Почему? — удивилась я.
— Да что вы со мной играете, как с ребенком? Помощь конкурентам — нонсенс! Но мне нужно зарабатывать деньги, и я не стал отказываться от выгодного предложения. Мне заплатят за квартальный отчет, и я смогу наконец рассчитаться с фирмой. Шолонскому, конечно, деньги уже не нужны. Но он же брал их со счета фирмы, когда давал мне. А я не люблю ходить в должниках.
Так, вот теперь все совершенно ясно. Да, если только Гурьянов — не гениальный актер, я, проще сказать, лоханулась. Значит, Михаил Яковлевич не имеет отношения к похищению чертежей из сейфа Шолонского. Единственное, что он сделал, — составил квартальную отчетность, исполнив роль бухгалтера для фирмы «Порто», конкурирующей с «Лучом». А законы бизнеса к подобному относятся жестко — подработка в другой фирме считается предательством. За это увольняют. Теперь ясно, чего так боялся Гурьянов. Того, что руководство прознает о его нелегальной деятельности. Причем — вот ведь парадокс — старался Михаил Яковлевич на благо «Луча»: он ведь занимал крупную сумму не из личных денег своего босса Шолонского, а со счетов фирмы.
— Людмила Владимировна, а вы здесь при чем? — спросила я у женщины, смотревшей на меня со смесью прежнего испуга и нового вызова.
— Людмила — посредник, она ищет, где мне подработать, — отрешенно признался Гурьянов, не дожидаясь, пока соизволит ответить сама Маслова. — Это она дала мне возможность сделать отчеты для «Порто».
— Да, а что? Это противопоказано? — подтвердила Людмила, высокомерно посматривая на меня.
Я поспешила успокоить Гурьянова, не обратив внимания на ядовитую особу:
— Михаил Яковлевич, у вас не вполне верная информация. Меня нанимали вовсе не для того, чтобы следить за вашей нечистоплотностью в бизнесе. У меня другие дела. Поэтому можете забрать документы.
Гурьянов хлопал глазами, пытаясь вникнуть в простейшую мысль: от меня не исходит угрозы.
Ну что ж, на этой части расследования можно поставить точку. Конечно, я тут промахнулась, столько сил потратила зря. Но что поделать. Никто не застрахован от ошибок. Теперь необходимо заняться Ручиным — эта фигура все больше меня тревожила. Да, тревожила, черт побери! Я вернулась в машину, оставив ошалевшую парочку в парке.
Сейчас техник, наверное, дома. Как же мне устроить у него обыск?
Поразмыслив над этой проблемой несколько минут, я набрала номер Кармишина.
— Алло? — вопрошающе прозвучал его вкрадчивый, проникновенный голос.
— Александр Николаевич, это снова Татьяна, — представилась я. — Мне нужна ваша помощь.
— Конечно, Танечка, для вас — все, что угодно, — с привычной галантностью откликнулся замдиректора. — Что я могу сделать?
— Пригласите, пожалуйста, Ручина к себе и займите чем-нибудь, каким-нибудь разговором. Это возможно?
— Разумеется, возможно. Я постараюсь, во всяком случае, — с сомнением высказался Кармишин. — Перезвоните мне через… минут через пятнадцать.
Я отключилась и расслабленно откинулась на спинку сиденья. В ветровое стекло машины нещадно лупила разошедшаяся метель — почти зимняя. Мелкие льдинки-снежинки стрекотали по крыше, напоминая пересыпание какого-нибудь зерна.
Итак, если Кармишину удастся отвлечь Игоря Юрьевича, я смогу еще раз хорошенько обыскать его квартиру. Может быть, и удастся что-либо обнаружить. А там — посмотрим. Если и здесь — пустышка, придется заняться проверкой подчиненных Шолонского, в основном заместителей.
Пятнадцать минут пролетели в размышлениях и составлении планов достаточно быстро, и я вновь позвонила Кармишину. Александр Николаевич меня искренне обрадовал — он пригласил к себе Ручина под предлогом консультации, и тот, отличный и уверенный в себе специалист, согласился. За вознаграждение, естественно. Кармишин пообещал позвонить мне, как только Ручин прибудет к нему. А занять его он сможет. Игорь Юрьевич будет изолирован от общества хоть на весь день — как пожелает уважаемая Татьяна Иванова.
Такой расклад меня полностью устраивал. Я решила подождать звонка Кармишина в собственной квартире, благо сейчас находилась недалеко от дома.
Опустившись на табурет и поставив перед собой чашку свежесваренного кофе, я достала из замшевого мешочка додекаэдры — что-то давно не советовалась с магическими силами. А ведь с самого начала они были правы! Например, когда посоветовали мне не уделять внимания мелочам — ведь сколько времени я потеряла, раскручивая версию «Гурьянов—Маслова». Может, и Ручин — тоже зря?
«Дойду ли я до разгадки?» — спросила я, сосредоточившись, и магические «косточки» застучали по столешнице.
24+33+9 — «Вы сможете поправить свое положение лишь двумя способами: с помощью собственной ловкости или благодаря чужой глупости».
Вот и думай как знаешь. Впрочем, на глупость, скажем, Ручина я не надеялась — значит, придется ловчить самой. Куда деваться?
Наконец телефон зазвонил, и, сняв трубку, я услышала:
— Татьяна, это Кармишин. Птичка в клетке.
В голосе замдиректора были искорки смеха. А еще взрослый, даже, можно сказать, пожилой человек! Впрочем, Кармишин тип неоднозначный, это я поняла сразу.
— Вы хотите сказать, Александр Николаевич, что Ручин у вас? — уточнила я на всякий случай. Не хотелось бы проводить время еще под чьей-нибудь пыльной кроватью.