– Добавь еще Злобина.
– Это которого?
– Начальника уголовного розыска.
– Ну, вы и шутите, товарищ полковник. – Злобин всерьез обиделся.
– Почему же? Я уже навел справки: вы намереваетесь поменять личную машину на внедорожник. Более того, в свое время отказали музею в установке сигнализации по льготному тарифу. Что скажете? И кстати, дополните свой список и моей фамилией. Я вот никак дом на участке построить не могу – все время денег не хватает.
– Товарищ полковник, работа у нас такая. Подозревать, проверять, разоблачать.
– Да, конечно… Только делать это надо с умом и сердцем. Вы что же, не знаете, как эти люди преданы своему делу? Они же влюблены в свой музей. А вам известно, что, когда им не хватило средств, выделенных на ремонт здания, они внесли свои деньги? Из своих нищих зарплат. И подозревать их в краже у самих себя как-то нелогично и нетактично.
– Ну, не знаю… Вы как-то неожиданно повернули…
– А что касается Кузнецова, я за него ручаюсь. Мы одно время служили вместе. Уволен по ранению. И он, и его пес пострадали при задержании опасных преступников. Вы, конечно, согласитесь, что такой человек сам на преступление никогда не пойдет.
– Так что же? Не проверять их?
Папа помолчал.
– Да нет, проверить, конечно, придется. Но очень бережно и тактично. Это понятно?
Злобин кивнул.
– И постарайтесь через сотрудников расширить круг лиц, которые так или иначе причастны к работе музея.
– Таких много.
– Вот видите. Музей ведет большую культурную работу. У них все время – выставки, лекции, встречи с интересными людьми, фестивали, Дни поэзии и прочее. О чем это говорит? О том, что этот музей – главное в жизни его сотрудников. И подозревать их – пустое и обидное дело. Ищите, Злобин, вокруг. Я по своим каналам постараюсь определить заказчика кражи. Скажу вам для ориентации: мы получили от таможенников оперативную информацию. За рубежом готовится некая операция по хищению в России предметов искусства и переправке их в частные коллекции. Руководит этой операцией пока неизвестный нам бизнесмен, получивший гражданство в Германии.
– Я понял, товарищ полковник. Вы – там, мы – здесь.
– Правильно поняли. У ниточки два конца. А сойдемся мы с вами у узелка. Действуйте. И вот еще что. Постарайтесь, чтобы информация о краже картин как можно дольше не предавалась огласке.
Мы с интересом слушали папу, а Алешка еще и со вниманием. Он умеет внимательно слушать. И делать из услышанного свои выводы. Как говорит мама: дикие, но симпатичные.
Вот и сейчас он хмыкнул пренебрежительно и сказал:
– Пап, твой майор Злобин самого главного подозреваемого не назвал.
– Да, – согласился папа, – он почему-то не догадался. Но я ему подсказал.
– Арестовали?
– Не успели. Студент Истомин еще до того, как была обнаружена кража, скрылся.
Тут и до меня дошло. Ведь это Истомин скопировал все украденные картины. Значит, он своими копиями заменил подлинники! Что-то не очень в это верится.
И папа сказал:
– Я не думаю, что Истомин так или иначе причастен к краже. Но поработать с ним надо. Через него можно установить настоящих воров.
– Ты думаешь, их много? – спросил Алешка.
– Конечно. Дело сложное, одному человеку с ним не справиться.
– Целая банда. – Он вздохнул. – Надо тебе помочь.
– Только попробуй, – сказал папа.
А мама одной рукой приняла от него допитый стакан, а другой показала Алешке убедительную фигу.
– Ты у своих детей многому научилась, – усмехнулся папа.
– У твоих. У своих я учусь только хорошему.
– Например?
– Я подумаю. До утра.
А когда мы забрались на свой любимый чердак, Алешка вполголоса передразнил папу: «Я не думаю на Истомина». А я – думаю!»
Если Алешке что-то взбредет в голову, то это надолго. Пока он во всем не разберется. Сейчас вот запал на эти музейные дела. А чтобы в них разобраться (даже я это понял), нужно очень многое знать. Информацию он обычно «снимает» тремя проверенными и надежными способами. Первый – подслушивание, второй – подглядывание, третий – расспросы. Этим третьим способом он папу замучил. Тем более что папа решил задержаться на даче на день-два.
– Пап, а как вообще краденые картины увозят за границу? Таможня дает добро?
Папе вопрос не понравился. Не думаю, что он решил, будто Алешка хочет заняться этим бизнесом. Тут много других причин для нахмуренности. Папа, правда, мог оставить вопрос без ответа или как-нибудь легонько соврать, но он никогда так не делает. Он всегда нам говорит правду. Даже если она ему очень неприятна.
– Дело в том, Лех, – невесело начал папа, – что нам не хватает честных людей. И бескорыстных.
– И в полиции тоже?
– К сожалению. И вот когда от нечестных людей зависит соблюдение закона, тогда и открывается путь к преступлению. Внятно изложил?
– Не очень, – признался Алешка. – Вот я украл картину и захотел ее продать в Париже или Европе. Что мне делать?
– Ну, для начала попробуй дать взятку нужным людям в Министерстве культуры. И они выдадут тебе документ: «Данные произведения не представляют собой культурной ценности». Или найди выход на нечестного таможенника, и он тебя пропустит с этой картиной хоть в Париж, хоть во Францию.
У Алешки мелькнула какая-то мысль – по глазам было видно, но он ее упустил.
– А если у меня денег нет, но очень хочется?
– Тогда найти нечестного художника, и он «запишет» твою картину.
– Куда запишет? – спросила мама.
– «Записать» – это значит поверх истинного шедевра сделать какую-нибудь нестоящую мазню. Которую на границе пропустят без всяких вопросов – нашей стране такие «шедевры» не нужны.
– Здорово! – как-то странно обрадовался Алешка. – Я щас приду. – Он выскочил из-за стола и исчез за дверью.
– Картину «записывать» побежал, – улыбнулся папа.
– Или в туалет, – сказала мама.
Вернулся он довольно скоро.
– Куда бегал? – спросил папа.
– Ворона каркнула.
– Тебе-то что?
– Наша ворона. Странно каркнула. Будто нашей мышкой подавилась.
– И кого ты спасал?
– Обеих. – И опять пристал к папе: – Ну вот, пап, я привез картину за границу. А она вся замазанная… Записанная всякой ерундой. Кому она такая нужна?
– Хороший специалист ее «расчистит» – аккуратно снимет верхний слой, и картина снова предстанет в своим истинном виде.