– Это все?
– По штурму – да. Боровко торопился, не хотел, чтобы о его приезде узнал Лютый. Еще он сказал, что после неудачного штурма столичная хунта отдаст приказ на отвод и расформирование бригады.
Швец утвердительно кивнул:
– Логично.
– Боровко сумел отправить семью в Молдавию, оттуда она перебралась в Крым. Он намерен вернуться в соединение и предотвратить его расформирование. Так же настроено и большинство офицеров. Кроме, естественно, Городича и его ставленников. Но бригада обойдется и без третьего батальона.
– Боровко хочет перейти на нашу сторону?
– Нет! Полковник планирует использовать бригаду как щит против действий войск, верных хунте. Но он давал присягу этой стране и будет соблюдать ее.
– Понятно. Комбриг желает выступить миротворцем. Что ж, это нас вполне устроило бы. Вопрос в том, удастся ли задуманное самому полковнику.
– Он уверен, что удастся.
– Посмотрим.
– Что мне передать капитану Пономареву?
Швец встал, прошелся по кабинету, повернулся к Дудке:
– Матвей Степанович, вы опытный воин, фронтовик, кавалер многих орденов и медалей, а главное – разведчик. Вот и скажите мне, вы верите в искренность офицеров бригады, выполнившей приказ хунты по блокированию Зареченска?
– Но блокирование – это не штурм, не уничтожение мирного населения.
– А вы не допускаете мысли, что нас, ополченцев, заманивают в засаду? Я пошлю отряд, а его уничтожат на стыке двух батальонов. Гарнизон города понесет серьезные потери непосредственно перед штурмом.
– Я, Сережа, почему-то верю Пономареву. Конечно, предложение неожиданное и сильно смахивает на авантюру, но, по-моему, Пономарев действительно решил помочь нам. Он не может открыто выступить против своего командования, перейти на сторону ополчения ему просто не дадут. Та же авиация накроет колонну на марше. Что ему остается?
– В общем, так, Матвей Степанович!.. Возвращайтесь вы к Пономареву и передайте ему, что если он хочет помочь нам, то не допустит открытия огня подчиненной ему батареей. Никакой имитации захвата позиций не будет. Скажите, что у нас есть силы и средства, способные подавить его орудия. Правда, это будет сопровождаться гибелью расчетов, чего нам очень не хотелось бы. И вообще, помощь бригады нам – это отказ комбатов от выполнения незаконного, преступного приказа штурмовать мирный город. Большего от офицеров не требуется.
– Как же ты оборонишь Зареченск от огня тяжелой артиллерии?
– Обороню.
Дудка покачал головой:
– Ну гляди. Ты, конечно, здесь командир, но я попытался бы обезвредить батарею.
– Я уважаю ваш боевой опыт, Матвей Степанович, но буду действовать по-своему!
– Добре, Сережа. Будем надеяться, что Зареченск не превратится в пепелище.
– Не превратится, это я тебе обещаю. Ни завтра, ни послезавтра, ни когда-нибудь еще, пока нас поддерживает население города.
Дудка сказал:
– Кто-то обещал чаю и даже предлагал чего-нибудь покрепче?
Швец ударил себя ладонью по лбу.
– Извини, Дед, из головы вылетело.
– Немудрено, столько всяких дел. Да еще штурм этот.
Начальник штаба попросил помощника приготовить чай для фронтовика. Дудка выпил чашку и ушел.
Швец вызвал Потапенко, в подробностях рассказал ему о беседе с Дудкой, потом спросил:
– Что скажешь, Андрей?
– Вообще-то предложение Пономарева смахивает на провокацию. Но уж как-то очень грубо он пытается ее провести. Так профессионалы не поступают.
– Ты считаешь, что командир батареи действительно решил помочь нам таким мутным способом? Отряд самообороны совершает прорыв на стыке позиций двух батальонов, первого и четвертого, значит, практически по дороге на Каровск, сквозь позиции разведывательной роты, самой боеготовой в бригаде. Он обходит штаб, выходит к батарее, устраивает цирк с имитацией боя, захватывает орудия. Это происходит после того, как личный состав, заметь не понеся в ходе боя потерь, оставляет позиции, по сути бежит. Потом наш отряд рвет несколько орудий, из остальных накрывает территорию аэродрома за пару минут до штурма, а потом начинается самое интересное. Мы имеем возможность перенести огонь на третий батальон, на рощу, где сосредоточены бойцы нацгвардии и сотня Лютого, но вдруг решаем уничтожить боезапас батареи, опять же не весь. Для приличия подчиненным Пономарева достаются пять-шесть снарядов. Отряд не подрывает самих орудий и быстро отходит через позиции разведроты. Все это лишь для того, чтобы капитана Пономарева не заподозрили в предательстве.
Потапенко пожал плечами:
– Наверное, ничего лучшего капитан не смог придумать.
– А нечего придумывать. Хочешь остаться человеком, офицером, не выполняй преступного приказа, не открывай огонь по мирному городу. Вот и все!
– Ты не учел, что ни Пономарев, ни полковник Боровко ничего не знают о наших диверсионных группах. Посему их может тревожить то, что по городу будет нанесен губительный удар. Вот они и ищут способ, думают, как не допустить этого.
– Может, ты и прав. Я же просил Деда передать Пономареву, что бездействием батареи он уже окажет нам и жителям города помощь. Посмотрим, как поступит капитан.
– Значит, диверсионно-штурмовую группу от батареи отводить не будем?
– Нет! Ты общался с командиром «Ноны»?
– Только что, перед приходом к тебе.
– Как он?
– Олег в тонусе. Орудие и экипаж готовы к бою.
– Это хорошо. Что по Лютому?
– Вернулся в рощу. Отдыхает.
– КНП сотни?
– Действует. За городом смотрят два наблюдателя, используя оптику.
– Представляю, как их бесит, что до сих пор не обнаружено самоходное артиллерийское орудие.
– Это их проблемы.
– Согласен! Что в городе?
– Вадим и его люди работают. Обходят дома, разговаривают с жителями.
Швец посмотрел на часы:
– Ого! Уже второй час?! Быстро же летит время.
– Пообедаем и на отдых?
– Да, до наступления сумерек надо выспаться. Ночь нам предстоит ох и не простая. Скоро решится многое.
– Ты жену-то предупредил, чтобы спряталась?
– Предупрежу. Время еще будет.
– Ты думаешь, она уже не узнала о грозящем штурме от людей Вадима Коваленко?
– Если узнала, то сама позвонила бы. Но пойдем в столовую. Надеюсь, нас с тобой без обеда не оставят.
– Если что, сухой паек есть.
– Тоже верно.
Руководители ополчения Зареченска ненадолго покинули кабинет.