Джонни и бомба | Страница: 21

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— А что такое шрапнель? — спросил Холодец.

— Ты чего, совсем тупой? Это обломок бомбы. Наш Рон говорит, у Альфа Харви их целая коллекция, вот! И еще у Альфа Харви есть обломок настоящего «Хенкеля». И настоящее нацистское кольцо с настоящим нацистским пальцем! — Мальчуган на некоторое время замолчал и глубоко задумался — наверное, размышлял о том, как несправедливо устроен мир, если все эти несметные сокровища достались не ему. — Ха, Рон говорит, все ребята с нашей улицы уже вернулись из вакуации! И я тоже уже не маленький, так что я иду домой, вот!

Холодец никогда особенно не интересовался историей.

Ему всегда казалось, что это его не касается: ведь все, о чем говорилось в истории, происходило не с ним.

Теперь он смутно припомнил, как по телевизору однажды показали фильм из тех древних времен, когда людям хватало денег только на черно-белую пленку.

Ребята с номерками на шеях, ожидающие поезда на перронах… И все взрослые поголовно — в шляпах…


Эвакуированные, вот как они назывались. В кино говорилось, что их вывозили прочь из больших городов, чтобы эти ребята не попали под бомбежки.

— А какой нынче год? — спросил Холодец. Мальчуган посмотрел на него косо.

— Шпиён ты, вот ты кто! — заявил он, поднимаясь на ноги. — Ты ничего ни об чем не знаешь. И ты не американец, я американцев на картинках видел, вот! Если ты американец, где твой «кольт»?

— Не валяй дурака, не у всех же американцев есть «кольты»! У многих из них вообще нет пушек. Ну, по крайней мере у некоторых.

Мальчуган попятился от него.

— А наш Рон говорит, в газете писали про фрицев-парашютистов. Они в монахов переоделись, чтоб никто не догадался. Хотя, если ты парашютист, у тебя, наверное, должен быть очень большой парашют!

— Ну ладно, ладно, англичанин я! — сказал Холодец.

— Да? А тогда скажи, как зовут премьер-министра?

Холодец растерялся.

— Этого мы вроде не проходили, — сказал он.

— При чем тут школа! Всякий знает Уинстона Черчилля! — заявил мальчишка.

— Ха, ты меня подловить хотел! — сказал Холодец. — Уж черного-то министра у нас точно не было, это я знаю.

— Ничего ты не знаешь, — повторил мальчишка, подбирая свой ветхий чемодан. — И жирный ты.

— Я не обязан торчать тут и слушать тебя. — И Холодец зашагал дальше по улице.

— Шпиён, шпиён! — запищал пацаненок.

— Заткнись ты!

— А еще ты жирный! Я видел Геринга в новостях! Ты на него точь-в-точь похож! И одет ты по-дурацки! Шпиён! Шпиён!

Холодец вздохнул. Он привык, что его дразнят. Давно привык, еще маленьким. Хотя уже начал отвыкать. Потому что тогда, в далеком детстве, он был просто толстым, а теперь стал большим и толстым.

— Я толстый, а ты дурак, — сказал он пацану. — Но я-то могу похудеть, а вот ты…

Но его язвительность пропала втуне.

— Шпиён, шпиён! Гадкий фриц, мерзкий фриц!

Холодец попытался прибавить шагу.

— Я скажу миссис Тупс, а она позвонит по телефону нашему Рону в Лондон, и он приедет и арестует тебя, вот! — выкрикивал малец, вприпрыжку поспевая за Холодцом.

Холодец попытался шагать еще быстрее.

— У нашего Рона есть пистолет, вот!

Мимо медленно проехал человек на велосипеде.

— Это шпиён, — сообщил ему мальчуган, тыча пальцем в Холодца. — Я его поймал и сдам нашему Рону, вот!

Тот посмотрел на Холодца, сочувственно усмехнулся и покатил себе дальше.

— Наш Рон говорит, немецкие шпиёны со своими подлодками морзянкой перемигиваются!

— Да отсюда до моря двести миль! — Холодец уже почти что пустился бегом.

— А ты можешь залезть повыше и перемигиваться! Фашист, фашист! Шпиён!


Полный идиотизм, думал Бигмак, глядя на два столба пара, поднимающихся за ветровым стеклом.

Какому кретину взбрело в голову собрать автомобиль без гидроусилителя руля и синхромеханической коробки передач и приделать к нему механические тормоза, опять же без гидравлики? Бигмак решил, что оказал человечеству большую услугу тем, что убрал эту опасную для жизни машину с дороги.

Вообще-то, он не просто убрал ее с дороги, он преодолел на ней клумбу и въехал в Поилку Для Лошадей им. Олдермена Т. Боулера.

Столбы пара получились очень даже ничего. С маленькими радугами.

Кто-то открыл дверцу машины и сказал:

— Так-так. Что мы тут имеем?

— Кажется, я здорово треснулся головой, — сообщил Бигмак.

Огромная лапища сцапала его за запястье и выволокла из машины. Бигмак увидел перед собой две круглые физиономии, на которых отчетливо читалось, что их обладатели работают в полиции. Больше на этих лицах ничего не читалось, хотя написать можно было бы еще много чего. Очень большие были лица.

— Это машина доктора Робертса, — сказали полицейские. — И ты, парень, ответишь за нее. Как твое имя?

— Саймон Ригли, — промямлил Бигмак. — Мисс Куропатридж вам обо мне все расскажет.

— Да ну, правда? А кто она такая?

Бигмак очумело заморгал: две круглые полицейские физиономии волшебным образом слились в одну.

Ему даже чем-то нравилась мисс Куропатридж. Она была злющая. Два социальных работника, с которыми Бигмаку приходилось иметь дело раньше, пытались пудрить ему мозги, зато мисс Куропатридж четко давала понять, что, будь ее воля, она бы придушила Саймона Ригли в первые же минуты после рождения. Это заставляло Бигмака чувствовать себя значительной фигурой, а не просто тупицей, который зря небо коптит.

Что-то встрепенулось в его памяти.

— А когда сейчас? — спросил Бигмак.

— Можешь начать с того, что скажешь мне, где ты живешь… — Полицейский запнулся и наклонился ближе. Что-то в этом парнишке заставило его насторожиться. — Что значит — «когда сейчас»?

— Какой год?

У полисмена были весьма четкие представления о том, что следует делать с угонщиками. Но обычно угонщики знали, какой на дворе год.

— Тысяча девятьсот сорок первый, — сказал он, после чего приосанился и недобро прищурился. — Как зовут капитана английской сборной по крикету?

Бигмак заморгал.

— Чего? Мне-то откуда знать?

— Кто выиграл «Гребные гонки» в прошлом году?

— Какие еще гребные гонки?

Полицейский посмотрел на него с еще большим подозрением.

— А что у тебя на ремне?

Бигмак опять растерянно заморгал и посмотрел, что у него на ремне.

— Он мой, я его не тырил! И вообще, это всего-навсего радио!