— Присмотри за ним, — велел Томджон. — Я все устрою.
Он вернулся к ворам, на чьих физиономиях была написана крайняя обеспокоенность.
— Мой клиент настроен решить дело мирным образом, если вы вернете ему похищенные деньги, — сообщил Томджон.
— Ну-у-у… — протянул Боггис так, будто ему только что предложили оценить новую теорию возникновения вселенной. — Ас квитанцией что делать? Тут все нужно указать: время, место, вот здесь ставится подпись….
— Мой клиент не возражает против того, чтобы вы ограбили его ну, скажем, на пять медяков, — вкрадчиво проговорил Томджон.
— Черта с два не возражаю! — вскинулся Шут, издали размахивая кулаками.
— В указанную сумму включены два медяка в качестве цены за услугу плюс три медяка, покрывающие затраты времени, тариф на вызов…
— Износ и амортизацию дубинки, — подсказал Боггис.
— Верно.
— Все честно и по справедливости, — кивнул Боггис. — По справедливости! — громко повторил он, покосившись в сторону Шута, который, окончательно придя в себя, теперь клацал зубами от ненависти. — Вот что значит решить вопрос по-государственному. Очень обязан. Может, чего-нибудь для себя закажешь? В этом сезоне мы внедряем новинку по тяжким телесным. Практически безболезненно, даже почувствовать ничего не успеваешь.
— Никаких следов повреждений, — добавил младший племянник. — Кроме того, предоставляется выбор конечности.
— Благодарю, — с прежней лаской в голосе отозвался Томджон. — У меня в этом районе старые связи, которые до сих пор не подводили.
— Что ж, рад за тебя. Остается лишь пожелать всего наилучшего.
— И заплатить гонорар за улаживание конфликта, — напомнил Томджон, когда разбойники намылились было сделать ноги.
Сероватый налет на головешке ночи рассыпался по небесам Анк-Морпорка. Томджон и Хьюл сидели друг против друга за столом в своих апартаментах и пересчитывали монеты.
— По моим расчетам, чистая прибыль составляет три серебряных доллара и восемнадцать медяков, — заявил наконец Томджон.
— Зрелище было достойное, — признался Шут. — Особенно когда они предложили забежать к ним домой и поделиться с тобой своими деньгами, после того как ты толкнул речь о правах человека.
Подцепив на палец еще целебной мази, он щедро помазал очередную шишку на своей голове.
— Молодой даже разрыдался, — добавил он. — Уму непостижимо.
— Ничего, это пройдет, — успокоил Хьюл.
— А ты настоящий гном?
Хьюлу не слишком хотелось обсуждать реальность своей персоны.
— Зато ты, сразу видно, круглый дурак, как и полагается настоящему шуту.
— Ну да… У меня даже бубенцы имеются, — хмуро промолвил Шут, потирая помятые ребра.
— Точно, даже бубенцы есть. Томджон поморщился и лягнул под столом Хьюла.
— Честно сказать, я вам очень благодарен, — сказал Шут, не без усилий поднимаясь на ноги. — И я бы хотел засвидетельствовать свою признательность… Здесь поблизости никакого трактира нет?
Томджон подвел его к окну и описал рукой широкий полукруг:
— Смотри, видишь на дверях домов пивные кружки?
— Вижу. О боги! Они здесь что, размножаются?
— Точно. А видишь ту таверну на углу, с бело-синей вывеской?
— Кажется, вижу.
— Так вот, по моим сведениям, это единственное место в квартале, которое время от времени закрывается.
— Тогда покорнейше прошу разрешить угостить вас парой кружечек, — сказал Шут, переминаясь с ноги на ногу. — Надеюсь, твой спутник также не откажется принять что-нибудь на свою скромных размеров грудь?
Хьюл ухватился за край стола, распахнул пасть, чтобы извергнуть поток брани, но…
Передумал.
Он уставился на своих будущих собутыльников, совершенно позабыв об открытом рте. Его челюсти захлопнулись сами собой.
— Что-то не так? — осведомился Томджон. Хьюл отвел глаза в сторону. Устал он, видно, за эту ночь.
— Так, обман зрения, — буркнул он. — Кстати, от выпивки я отказываться не стану. Пойдем примем хорошенько на грудь. •
«И чего я вечно сопротивляюсь?» — подумалось ему.
— Может, я даже пару песенок спою, — добавил он.
— А к'кое с'лдщее сл'во?
— П-мойму, золото.
— А-а-а-а…
Хьюл заглянул в свою кружку. Да, пьянство просветлению никак не способствует.
— Слушай, вроде ты пр'пустил одно «золото», — заметил он.
— Когда это? — удивился Томджон, на макушке которого красовался колпак Шута. Хьюл попытался вспомнить поточнее.
— Полагаю, — сказал он, собираясь с мыслями, — это случилось между «золотом» и «золотом». Так мне кажется. — Он снова заглянул в кружку. Та была пуста. Душераздирающее зрелище. — П-мойму… — Он напрягся, подыскивая нужное слово. — П-мойму… в общем, еще от одной я б не отказался…
— Я плачу, — вступил Шут. — Но не плачу. Ха-ха-ха.
Он поднялся со скамьи и врезался головой в потолок.
С десяток жилистых рук, невидимых в полумраке пивной, напряглись, пальцы сжались вокруг верных топорищ. Та часть Хьюлова мозга, которая была еще трезвой и в ужасе созерцала свою пьяную в дугу сестрицу, заставила хозяина приветливо помахать рукой в направлении сплошной борозды ощетинившихся бровей.
— Все н'рмально, — выкрикнул Хьюл, обращаясь к заведению в целом. — Вы не обижайтесь на него! Он, эта, как его, ну, имбецил. А, да, Шут, вот он кто. Смешной такой Шут из этого, как его…
— Из Ланкра, — подсказал Шут, грузно бухаясь на скамью.
— Пр'льно… Это где ж такой… Кожная болезнь какая-то, а не город. В общем, не умеет он вести себя. За всю жизнь, поди, ни одного гнома не видел.
— Ха-ха-ха, — громко заржал Шут. — У нас гномов недорост… Ха-ха-ха…
Тут кто-то постучал Хьюла по плечу. Обернувшись, тот увидел перед собой бугристую, покрытую жесткой щетиной рожу, выглядывающую из-под железного шлема.
— Слышь, приятель, ты бы посоветовал своему приятелю потише веселиться, — поступило предложение из-под шлема. — А не то вскоре он будет пировать с чертями в преисподней!
Хьюл вперился в алкогольную дымку, медленно плывущую перед его глазами.
— А ты сам кто такой? — поинтересовался он.
— Я — Башнелом Громодав, — представился гном, ударив себя кулаком в обтянутую кольчугой грудь. — Так ты хорошо меня понял?
Хьюлу наконец удалось отчасти развеять дымку.
— Слушай, а я тебя знаю… — сообщил он наконец. — Ты — хозяин косметической фабрики, что на Бедокурной улице. На прошлой неделе я покупал у тебя партию грима…