На лице Громодава отразился панический ужас. И воинственный гном испуганно склонился над столом.
— Ты чего орешь? Тише ты, тише… — зашипел он.
— Ну точно! — обрадовался Хьюл. — Производства «Эльфийский Парфюм и Румяна Компани».
— Кстати, отличная штука, — проговорил Томджон, отчаянно пытаясь удержаться на чересчур узкой скамейке. — Номер девятнадцать, к примеру, румяна «Трупно-Зеленые». Мой отец вообще говорит, что лучше на Диске не найдешь. Просто класс"
Гном смущенно затеребил топорище.
— Ну, э-э-э… — промямлил он. — Вообще-то…
М-да… Но… Конечно… Нет, спасибо, в общем. У нас только самые лучшие ингредиенты.
— Этой штукой их и добываете? — безмятежно осведомился Хьюл, указывая на грозное оружие Громодава. — Или сегодня ночью ты не работаешь?
Брови Громодава вновь ощетинились, разом став похожими на импровизированную летучку тараканов.
— Слушай, а ты, часом, не из театра?
— Из него самого, — ответил Томджон. — Бродячие актеры. Нет, — поправил он себя. — Теперь уже оседлые актеры. Ха-ха. Вернее, сползающие с лавки.
Гном вдруг оставил в покое свой топор и плюхнулся на скамью рядом с Хьюлом. Лицо его озарилось крайним воодушевлением.
— Я у вас на прошлой неделе был, — сообщил он. — Чертовски здорово, скажу я вам. Там про парня и девчонку было. Девчонка, значит, замуж за другого вышла, за старика, а потом этот парень объявился, но ей сказали, что он умер, так она сначала места себе не находила, а дальше вообще яд приняла. Но потом оказалось, что тот человек был на самом деле совсем другим, только не мог признаться ей, потому как… — Громодав шумно высморкался. — В общем, все умерли. Очень трагично. Признаюсь, я всю дорогу домой рыдал. Она была такой бледненькой…
— Номер девятнадцать плюс слой пудры, — весело пояснил Томджон. — И чуточка коричневых теней.
— А?
— И еще пару накладных платков под жилет, — добавил Томджон.
— Чего он болтает? — повернулся гном к крупным — как бы ни страдал этот эпитет — авторитетам в трактире.
Хьюл ухмыльнулся, не поднимая глаз от своего пойла.
— Ну-ка, парень, представь им монолог Гретелины, — сказал он.
— Запросто.
Томджон поднялся, стукнулся головой о своды трактира, вновь опустился на табурет и в конце концов встал на колени, сочтя это достойной заменой. Приложив руки к месту, которое, если бы не пара шальных хромосом, было бы его бюстом, он заговорил:
— «Быть или не быть, вот в чем вопрос…» Пока Томджон произносил монолог, гномы, сгрудившись вокруг него, не смели вымолвить ни слова. Когда же у одного выпал из руки топор, все прочие яростно на него зашикали.
— «…Любовь моя, пью за тебя!» — закончил Томджон. — Выпиваю яд, переваливаюсь через зубцы крепостной стены, далее бегом по лестнице вниз, сбрасываю платье, облачаюсь в наряд Второго Комического Стража и появляюсь на сцене слева. «Ну и дела, чума на всех на вас…»
— По-моему, вполне достаточно, — спокойно заметил Хьюл.
Несколько гномов, опустив на лица шлемы, предавались безутешным рыданиям. Весь трактир дружно похлюпывал носом.
Громодав промокнул глаза кольчужным носовым платочком:
— Я такую грустную историю в первый раз слышу, — и уставился на Томджона. — Постой-ка! — вскричал он, пораженный невероятным открытием. — Да это же мужчина. Проклятие, а я по уши втюрился в ту девчонку на сцене! — Он подтолкнул в бок Хьюла. — Слушай, у него эльфов случайно в роду не было?
— Чистокровнейший человек, — разом опроверг все домыслы Хьюл. — Я и отца его знаю.
Он уже в который раз внимательно поглядел на Шута, который с открытым ртом внимал происходящему, и перевел взгляд на Томджона.
«Не-е, — подумал он. — Просто совпадение. Бывает…»
— Он же настоящий актер, — продолжил он свое объяснение. — А хороший актер сыграет кого угодно.
Хьюл чувствовал, как взгляд Шута буравит его коротенькую шейку.
— Да, но одеваться женщиной — это как-то… — с сомнением пробормотал Громодав.
Томджон стянул с ног сапоги, подложил их себе под колени и очутился с гномом нос к носу. Несколько секунд он присматривался, после чего чуточку изменил свое лицо и повернулся к публике.
Взгляду посетителей трактира явилось сразу два Громодава. Правда, один из них почему-то стоял на коленях и был гладко выбрит.
— Чума на ваши головы… — пробормотал Томджон, подражая говорку гнома.
Гномы всегда славились незатейливым чувством юмора, поэтому шутка Томджона имела оглушительный, невероятный успех. Пока посетители трактира воздавали почести Томджону и Громодаву, Хьюл вдруг почувствовал, что кто-то смущенно трогает его за плечо.
— Так вы оба при театре состоите? — почти трезвым голосом уточнил Шут.
— Ну да…
— Так, значит, это ради вас я проехал пять сотен миль…
Время действия следующей сцены сам Хьюл скорее всего обозначил бы как «Тем же днем. Немножко позже». Стук молотков, которые бодро чеканили мгновения быстрого взросления «Дискума», покоящегося в колыбельке из лесов, проникал в одно ухо Хьюла, некоторое время жил внутри головы, после чего выбирался наружу через другую ушную раковину.
Общие подробности ночного пиршества он все же мог припомнить. Гномы без устали поставляли им выпивку, в то время как Томджон лицедействовал во все новых и новых ролях. Потом все вместе, по настоянию Громодава, решили перебраться в другое местечко, затем почтили присутствием клатчскую забегаловку… дальше все смазывалось.
В общем, как выяснилось, принимает он на грудь крайне неумело. Большая часть эля все же попадала в рот.
Судя по омерзительному вкусу в ротовой полости, некое страдающее недержанием ночное существо тоже не промахнулось.
— Думаешь, что справишься? — спросил Вито л лер.
Хьюл почмокал губами, тщетно пытаясь избавиться от мерзостного привкуса.
— Попробую, — кивнул Томджон. — История вроде бы интересная. Жестокий и коварный король правит королевством при помощи жестоких и коварных ведьм. Над замком проносятся бури. Вокруг — зловещие, непроходимые леса. Подлинный наследник престола вступает в смертельную схватку с заклятым врагом. Блеск клинка. Волнение, движение, шум. Плохой король гибнет. Добро торжествует. По всей стране звонят колокола.
— Можно запустить сверху розовые лепестки, — задумчиво промолвил Витоллер. — Я познакомился с одним человеком, который отдает их почти по себестоимости.
Теперь оба во все глаза смотрели на Хьюла, который выбивал беспокойную дробь по спинке собственного стула. Впрочем, через секунду взгляды всех троих переместились на кошелек с серебром, который Шут вручил гному. Витоллер уже мог не ломать голову, как изыскать средства на окончание строительства «Дискума», а ведь это был только задаток. Вот они, всемогущие частные пожертвования…