Но нянюшка продолжала сомневаться:
— Они не очень-то похожи на солдат. Слишком молоды еще, кое-кого до сих пор угри мучат.
— Умницы. Толковые ребята. А посредине пьесы новый король во всеуслышание объявит, что его привела сюда судьба и так далее. Очень грамотный план.
— Тут есть еще одна неувязочка, — сообщила нянюшка, вытаскивая из кучи стручок и засовывая его себе в рот. — По-моему, Ланкр ему не очень понравился.
— Как это? Не может быть! Это же его родное королевство. Ты, наверное, ошиблась.
— Говорю тебе, по самым красивым местам их провела. А он все молчал и волком по сторонам глядел.
Матушкина уверенность несколько поколебалась.
— Это он тебя постеснялся, — заявила она наконец. — Кроме того, переволновался. Это бывает.
Она поставила таз с горохом на землю и задумчиво оглядела кромку леса.
— У тебя есть еще кто в замке из родни? — спросила она.
— Ширл и Дафф на кухне помогают. Повар-то бывший рассудком повредился…
— Хорошо. Я сообщу Маграт. Надо бы поглядеть на этот театр.
— Изумительно, — пробормотал герцог.
— Благодарю.
— Ты в точности описал все, что произошло, — продолжал Флем. — Так, словно сам присутствовал при этих ужасных событиях. Ха. Ха.
— Кстати, тебя там точно не было? — испепеляя гнома глазами, подалась вперед герцогиня.
— Это называется чудом воображения, — поспешно заверил Хьюл.
Герцогиня еще пару мгновений ела гнома глазами, как бы намекая, что воображению Хьюла сильно повезло, что его, воображение, тут же не стащили во двор, не приковали цепями к четырем разъяренным жеребцам и не заставили рассказать эту байку ветру в поле.
— О, как мне это знакомо! — отозвался герцог, одной рукой перебирая листы рукописи. — Все в точности, в точности, в точности совпадает… Все как было!
— Как будет! — прошипела герцогиня. Герцог, не отвечая, переложил очередную страницу.
— Тут и про тебя есть, — уверил он. — Потрясающе! Слово в слово, все как я помню. Любопытно, здесь даже Смерть присутствует.
— Образ, который всегда вызывает у публики повышенный интерес.
— И когда вы собираетесь играть ее?
— Ставить, ваша светлость, — поправил его Хьюл. — Мы уже дали несколько пробных спектаклей. Когда захотите.
«А затем мы побыстрее свалим отсюда, — добавил он про себя. — Прочь, чтобы не видеть твое лицо, напоминающее спекшуюся яичницу-глазунью, и эту гору в женском обличье и в платье кровавых тонов. Чем раньше мы уберемся из этого продуваемого всеми ветрами замка, тем лучше. Да уж, эта моя пьеса точно не войдет в историю».
— Ты назвал сумму, которую, как утверждаешь, мы тебе посулили, — сказала герцогиня. — Не мог бы ты повторить ее?
— По-моему, упоминалась еще сотня серебряных монет по представлении рукописи, — напомнил Хьюл.
— Клянусь небом, работа стоит этих денег! — вскричал герцог.
Услышав это, Хьюл поспешно ретировался, лишив герцогиню удовольствия поторговаться. Впрочем, будь его воля, он бы сам отдал сотню монет, только бы выбраться отсюда. «Да уж, золотник… — думал он. — О боги, неужели кому-то и впрямь нравится здесь жить?»
* * *
В назначенный час Шут появился на лугу. На том самом, с маленьким озерцом посредине. Шут упорно смотрел в небо и недоумевал, куда подевалась Маграт. Она же сама называла этот луг «нашим местом». То, что его считали своим около дюжины коров, ничего не меняло.
Маграт явилась на свидание в зеленом платьице и скверном расположении духа.
— Что это за театр ты сюда притащил? — рявкнула она.
Ноги Шута подкосились, и он без сил рухнул на поваленное дерево.
— Ты что, не рада меня видеть?
— Э-э-э… Почему? Рада, конечно. Но что это за история с театром?
— Моему господину нужен был способ убедить народ Ланкра, что он, герцог, является законным правителем. А в первую очередь, полагаю, он хочет убедить в этом самого себя.
— Так вот зачем ты ездил в город?
— Да.
— Это гнусно!
Шут, однако, пропустил это замечание мимо ушей.
— А тебе больше по душе подход герцогини? Та считает, что чем больше народу будет повешено, тем лучше. Большая мастерица по этой части. А закончится все бунтом и всеобщим кровопусканием. Погибнут еще тысячи ни в чем не повинных людей.
— Да какой же ты мужчина после этого?!
— После чего?
— Неужели ты не хочешь отдать свою жизнь за правое дело?!
— Я предпочитаю более спокойный образ жизни. Вы, ведьмы, этого не понимаете, вы творите что вам вздумается. А на меня давят обстоятельства.
Маграт села рядом с ним. «Выведай все насчет этой пьесы, — вспомнила она наказ матушки. — Найди своего звенячего дружка и поговори с ним по душам». — «Он верен своему долгу, — ответила матушке Маграт. — Может, он вообще не захочет ничего рассказывать». — «Время полумер закончилось, — строго сказала матушка. — Если будет нужно, соблазни его».
— Когда же они собираются давать эту пьесу? — спросила она, придвигаясь к Шуту.
— Ей-ей, я думаю, мне нельзя говорить тебе об этом, — пожал плечами Шут. — Герцог несколько раз повторил мне, чтобы я ни в коем случае не говорил ведьмам, что ее будут давать уже завтра!
— Хорошо, что ты его не ослушался.
— В восемь вечера.
— Понимаю.
— Но приглашенных просят прибыть к семи тридцати. Шерри, легкие закуски и все такое прочее. Ей-ей.
— Не сомневаюсь, что твоя верность герцогу не велит тебе разглашать имена этих приглашенных…
— Конечно, не велит. Подумать только, в одном месте соберутся почти все главные люди Ланкра! Ты, понятно, пребываешь относительно этого в полном неведении.
— Естественно.
— Я просто посчитал, что человек имеет право знать то, что именно велено держать от него в тайне.
— Тонкий и мудрый подход. А скажи, через задние ворота замка по-прежнему можно пройти в кухню?
— Добавлю, что ты, должно быть, говоришь о тех самых воротах, которые так часто остаются без караула?
— Совершенно верно.
— В такие времена, ей-ей, мы не можем позволить себе транжирить средства на армию…
— Теперь скажи, а не может ли кое-кто все же посторожить эти ворота завтра около восьми вечера?
— Страшно подумать, но этим сторожем могу оказаться я сам.
— Совсем неплохо.
Шут отпихнул в сторону влажные губы одной бесцеремонной коровы.