— Ты спросила, я ответил. Я люблю тебя, а ты не видишь. И мне больно, но сделать я с собой ничего не могу: я все равно люблю тебя. Мое самолюбие страдает, но я плюю на него и продолжаю ждать и надеяться, что, может быть, пройдет время, и ты захочешь снова увидеть меня.
— Я хочу снова увидеть тебя, — как эхо отозвалась Женя.
— Когда?
— Всегда.
Он отстранился и внимательно посмотрел на нее. Женя закрыла глаза, и он засмеялся:
— Ты меня боишься?
— Боюсь, — кивнула Женя. — И тебя боюсь, и себя.
— Же-неч-ка, — нежно прошептал он ей на ухо, осторожно целуя в щеку, — я позвоню тебе, если не умру от любви. Я готов ждать тебя, но скажи, я все правильно понимаю?
— Да, — тихо выдохнула Женя, заливаясь краской и стараясь отвести глаза от его пристального взгляда. — Правильно.
— Я люблю тебя, слышишь? — сказал он еле слышно ей на ухо. — Скажи мне что-нибудь, и я побегу!
— Я буду тебя ждать. — Женя была ни жива ни мертва от счастья.
Федор резко выпрямился и, глядя на нее, вдруг рассмеялся. Потом чмокнул в щеку и быстро побежал к трамваю, который поворачивал из-за угла. Он влетел в него и на прощание успел еще раз помахать Жене.
Федор позвонил поздно вечером, когда Женя уже перестала ждать.
— Привет! — Его голос был немного осипшим. — Еще не спишь?
— Нет, твоего звонка жду! — с готовностью ответила Женя.
— Только звонка? — как-то вяло пошутил Федор и закашлял.
— Федя, ты здоров? — забеспокоилась Женя.
— Все нормально, бери ручку и записывай! — Он говорил словно через силу.
— Федя, ты из дома звонишь? — настаивала на своем Женя.
— Из дома. — Было слышно, как он закрыл трубку и снова начал кашлять. Потом, убрав ладонь, продолжил: — А ты что, хочешь ко мне приехать?
— Хочу! — Женя удивилась своей решимости, она чувствовала, что он заболел и ни за что не признается.
— Но уже поздно, — возразил Федор. — Я не хочу, чтобы ты ходила одна по ночам. Ты серьезно хотела ко мне приехать?
— Послушай, — возмущенно ответила Женя, — за кого ты меня принимаешь? Я сейчас все равно к тебе приеду!
— Но зачем?
— Я слышу, что ты заболел, и мне это не нравится!
— Женя, я не маленький ребенок и как заболел, так и выздоровею: жалеть и сюсюкаться со мной не надо. Понятно? Записывай! Ручку взяла?
— Да, говори.
— Первый брак Красовского. Каиндина Юлия Николаевна, родилась в декабре тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Студентка первого курса педагогического института. Брак зарегистрирован в августе тысяча девятьсот девяносто третьего года. Умерла в сентябре тысяча девятьсот девяносто четвертого года. Отравление снотворными.
Второй брак. Волошина Татьяна Юрьевна, год рождения тысяча девятьсот семьдесят шестой, месяц май. Без определенных занятий. Брак зарегистрирован в октябре тысяча девятьсот девяносто шестого года. Умерла в декабре тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Диагноз: эпилепсия.
Третий брак. Ларионова Маргарита Михайловна, год рождения тысяча девятьсот семьдесят третий, январь. Окончила политехнический институт. Не работала. Регистрация брака — в июне тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Умерла в июле тысяча девятьсот девяносто девятого года. Диагноз: черепно-мозговая травма.
Четвертый брак. Быстрова Лилия Викторовна, родилась в декабре тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Окончила университет. Не работает. Регистрация брака — в январе двухтысячного года.
Дальше. Смерть Панкратова Андрея Васильевича, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, нигде не зарегистрирована.
— Это что значит? — на всякий случай решила уточнить Женя.
— Это значит, что, как ты утверждаешь, он убит четвертого июля, труп его просто уничтожили.
— Как это?
— Ну не знаю, Женя! Утопили, зарыли, расчленили, замуровали, сожгли — какая разница? Тебя ведь интересовало не это, как я понял?
— Да, я хотела выяснить, похоронен ли он на кладбище?
— Нет, на кладбище он не похоронен, это я тебе говорю со всей ответственностью. На кладбище легальным путем, чтобы была его могила, он попасть не мог. Его там нет. Не ищи. Где его труп, можно узнать только у самих убийц. Еще вопросы есть?
— Федя, я тебе так благодарна! Но где ты все же простудился?
— Не знаю, но помирать не собираюсь, — грустно пошутил он.
— Федя, приезжай ко мне. — Женя зажмурилась от собственной смелости.
— Зачем? — спокойно спросил Федор.
— Лечить буду, у тебя, наверное, температура. Ты не мерил ее, случайно?
— Случайно у меня нет градусника, — передразнил ее Федор. — Но если ты действительно хочешь, я приеду!
— Хочу! — Женя действительно волновалась за него. У нее не было сил спокойно думать, что он с высокой температурой проваляется всю ночь и никто ему воды не подаст, чтобы запить таблетку аспирина. Да и были ли у него вообще таблетки? — Ты в состоянии приехать?
— Я в состоянии не только приехать! — пошутил он. — Учти, ты опять играешь с огнем! Ну что, не передумала еще?
— Нет, не передумала! Приезжай быстрее!
— Женя, я последний раз спрашиваю: ты хорошо подумала?
— Слушай, чего ты меня все пугаешь? — не выдержала наконец Женя. — Мы можем с тобой по-дружески общаться?
— Это как? — засмеялся Федор, а потом добавил: — Женя, ты на это не надейся: с тобой по-дружески у меня не получается. Я уже пытался!
Он явно забавлялся, и Женя подумала, что, может быть, он действительно не так уж болен? Но потом одернула себя: «Он помирать будет, и будет продолжать смеяться и не показывать виду!»
— Федя, не морочь мне голову, хорошо? Ты хочешь ко мне приехать сейчас?
— Почему бы и нет?
— Я жду тебя!
Женя положила трубку и пошла смотреть, что у нее есть в холодильнике, подозревая, что Федор, как всегда, голодный. В холодильнике стоял гуляш, были колбаса и сыр. «Негусто, — подумала Женя. — Я еще успею сбегать в минимаркет».
Она быстро переоделась, мельком взглянула на себя в зеркало и решила, что сойдет.
Когда раздался звонок в дверь, на часах было за полночь, а у Жени на кухне вовсю кипел гуляш и варились макароны, кипел чайник и был накрыт стол к ужину.
Федор ввалился, веселый и громогласный, заполнив собой, как всегда, все пространство маленькой квартиры. На этот раз он быстро чмокнул Женю в щеку и повел носом:
— Как пахнет! Это бальзам на мою душу! — шутил он, быстро сбрасывая ботинки и заглядывая на кухню. — О! И стол уже накрыт! Ну, хозяюшка! Я ж говорю, с тобой сытно!