Он сделал то, что должен был сделать: расслабился. Но едва дышал под навалившимся на него Батыром.
Шарип столкнул с него обмякшее тело, мельком глянул на Султана и бросился к Мухаммеду. Секунда, и сам Султан оказался рядом. Пальцы Шарипа пробежали от заднего угла нижней части челюсти вниз по шее, пока не легли в углубление рядом с дыхательным горлом Мухаммеда, в то место, где хорошо прощупывается пульсация сонной артерии... «Нет», – сказали его глаза. «Бесполезно».
Прошла минута, не меньше, прежде чем телохранитель окончательно уверился, что потерял хозяина, которому служил на протяжении долгих лет. А тот, полный безнадеги, взгляд предназначался Султану и настраивал самого Шарипа к самому худшему.
Султан не стал переигрывать, шептать «отец», заламывать руки и прочее. Его взгляд и так был опустошенным. Он боялся пошевелиться. Боялся посмотреть на Батыра – вдруг он жив?.. Но это не беда. Он придушил бы его голыми руками.
Султан снова ощутил приступ дежавю, выдавая желаемое за действительное: Батыр виделся ему убийцей отца. Вопросы же Шарипа сводились к следующему: «Что случилось с Батыром? Почему ум его помрачнел до такой степени, что он поднял руку на хозяина, своего покровителя, своего бога?» Султан отвечал, но только мысленно: «На этот вопрос может ответить только он. Кто знает, может быть, он в эту минуту держит ответ перед всевышним». И эта мысль оказалась такой острой, что в эту ночь Султану приснился сон.
Батыр сидит на отполированной до блеска скамье. За судейским столом явно кто-то находится, но его не видно из-за яркого ореола, который подобно ткани ниспадал на все четыре стороны, и это было символично. Батыру странно смотреть на солнце, не чувствовать жара, но – тепло.
Вечером Султан, разбитый, выжатый как лимон, придавленный событиями этого тяжелого дня, попросил... вишневого вина. Ему принесли именно то венгерское, с которым он сравнил домашнее, что пил в компании Василия Исакова. Он не добавил – «и Батыра». Все, хватит о нем.
Утром он проснулся главой клана, семьи, этой первой ячейки мафии. Семья состояла из родственников и связанных с семейством людей, составляла основу и суть мафии. Сегодня признанным главой семейства стал не самый авторитетный член семейного клана, но – преемник. Он отождествлял свою свободу с полной слепой покорностью своего отца. Он давно усвоил (а вчера доказал): «жизнь сурова и жестока, и достигать каких-либо преимуществ можно любой ценой, в том числе и пролив кровь своего вожака». И это была цитата, а не его слова.
На экстренно созванном совете Султан Узбек впервые произнес слова из так называемого кодекса чести.
– Наш отец покинул нас. У него была только одна причина на это – смерть. Мы знаем имя обидчика. Он мертв. Но живы его родственники. Уверен, правосудие свершится.
* * *
Рассказ Султана занял весь обратный путь. Мысли Сергея Марковцева, так или иначе взволнованного откровением Узбека, были противоречивыми. Это Мухаммед обосновался близ места, где покоился Адам, а Султан лишь смиренно принял этот факт, размышлял Сергей. А потом... потом все стали считать, что это была идея Султана. Наверное, потому что на месте шатра, украшенного изнутри дорогими коврами из верблюжьей шерсти, вырос каменный дворец. Обитателя шатра быстро забыли. Точнее, постарались быстро забыть. Мухаммед отдал Богу душу, и его влияние распространялось разве что в царстве мертвых. Безграничная власть... Он всегда стремился к ней, и вот однажды преуспел.
...Султан подошел к сейфу, тип которых всегда вызывал у Сергея Марковцева удивление: его наверняка трудно было вскрыть – на месте, но унести – легко. Он был не больше хлебницы.
Покрутив ручку, как радист тонкую настройку, Султан, прислушиваясь к щелчкам, открыл дверцу и вынул продолговатую картонную коробку. В ней могли храниться шоколадные конфеты или карандаши в два ряда. Султан открыл ее. Марк надеялся увидеть «именной» пистолет – «весь в алмазных каменьях» или хотя бы с инкрустированной рукояткой и гравированным стволом. И поначалу принял его за «макарова». Но это был «калашников», разработанный в 1950 году как штурмовое оружие, пистолет-пулемет, по сути, с вместительным двухрядным магазином на двадцать патронов. Султан Узбек сохранил этот пистолет – в кобуре, которая могла использоваться как приклад. Казалось, только она и подверглась напору времени, а пистолет как был новеньким, почти что в масле, так и остался.
– Ты не можешь прикоснуться к истории, – объявил Султан. – Не можешь дотронуться до реликвии, которая убила моего отца...
– И сделала тебя каракалпакским Карлеоне.
– Это так, – без обиды и заносчивости, без печали в голосе, но отнюдь не сухо ответил Султан. – Отец просчитался: его авторитет, его власть надо мной разрушилась, как только из его уст прозвучала угроза в мой адрес. Жить мне или ему? – Султан пожал плечами. – Может быть, и так вопрос не стоял. Я не мог умереть под ножом, как жертвенный баран. Больше всего я бежал от этого. От позора? – спросил он сам себя.
– Почему нет?
– Почему нет? – повторил Султан и снова пожал плечами.
Марковцев уже забыл, что такое тренироваться по-настоящему...
Кто-то из первых его инструкторов, он уже не помнил кто именно, сказал: «Главное, чтобы спина и ноги у тебя были сильными». Инструктор ничего не сказал про шею, которая у него самого была бычьей, и руки, которыми он мог поднять поддон с кирпичами. Но для Сергея с тех пор стали главными упражнения для развития силы мышц ног, целый комплекс упражнений. И сегодня он ступил на тропу воспоминаний – не щадя себя, наплевав на «схоластику»: резко начинать или бросать что-то – чревато последствиями. Он всегда придерживался обратного.
Главными в комплексе упражнений были прыжки и приседания с отягощением. Эти упражнения здорово помогли ему в совершенствовании боевого самбо и потому, что были базовыми.
Он начал с прыжков из положения низкого приседа...
Ему придавали силы эти древние руины. Он доставал головой и ногами в прыжках воображаемых предметов рядом с могилой Адама...
За ним наблюдал и вечный дух первого человека, и призраки тех, кто были похоронены здесь и отдали свою плоть падальщикам...
Он прыгал на двух ногах и на одной, чувствуя, как наливаются силой мышцы. Он прыгал в высоту через те самые пирамиды, возведенные паломниками, прыгал через спасенное им время и был им благодарен.
Здесь было где прыгать и в глубину, и он, начав с метровой высоты, закончил «рекордной» трехметровой – с глубоким приседом на обе ноги, группированием и перекатом.
Марк не удержался от шалости. Султан шел ему навстречу – может быть, для того, чтобы предостеречь, отчитать или прочитать мораль на тему святотатства, – Сергею на это тоже было глубоко плевать. Он с ходу оттолкнулся двумя ногами от пирамиды, в которой было ровно семь кирпичей, и перелетел через голову Султана. Когда тот обернулся, Марк успел сделать кувырок, смягчая руками падение.